\\\
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  сентябрь, 2013 г.

[indent] Кровь ровным, глянцевым червонным пятном расплывается по идеально начищенному паркету (секунда за секундой, плотный ровный слой погребает под собой тёмную матовую поверхность, осколки фарфоровой чашки с васильками, светло-рыжие, легкие пряди волос, уложенные с утра в незамысловатую причёску, рассыпавшуюся теперь, будто отцветший пион на ветру). Её практически не сломало - тело, брошенное в пол с поразительной небрежностью, выглядит так непринужденно, что Чарли промаргивается, неловко отступая ближе к лестничным ступенькам, когда изменчивый край бордовой лужи достигает носков его матовых туфель. Бабушка с небрежностью выпускает в желейно-сгустившийся, и без того душный, воздух, серое облако табачного дыма, приложившись к мундштуку дряблыми красными губами, а затем подступает ближе (Чарли невольно передергивает, когда каблуки её туфель с едва различимым, глухим, чавкающим звуком, увязают в крови, которая выглядит так реально) к распластанному на полу телу, чтобы бесконечно долгим, отвратительным, звериным жестом потушить сигарету о щеку чарльзовой мёртвой матери (тонкий запах обугленной плоти выжигает глубокое клеймо на внутренней стороне его слизистой, пока непонимающий взгляд Элизабет, прорезанный гранитными зрачками, медленно заливается алым из лопнувших сосудов и капилляров).

[indent] — Ба, прекрати..., - он отводит взгляд, от этих жидких, с двумя островами посередине, глаз, жадно выжираемых багрянцем изнутри и сигаретного ожога на фарфоре кукольной кожи. Чарли вздыхает, - то есть, если бы я не закрыл ту дверь...

[indent] — Что захочу, то и буду делать, я на статус святоши, как ты, не претендую, - фыркает бабка, - то есть, если бы ты не закрыл дверь, у меня бы, вместо свидетельства о расторжении брака твоим отцом, над каминной полкой, висело свидетельство о смерти твоей матери, и это не плохой обмен. Погуляла бы на похоронах этой стервы, - туфли оставляют за собой четкий красный след треугольной подошвы и точки каблуков, которыми Бонни интегрирует короткий путь от тела обратно к лестнице, чтобы остановиться напротив своего внука и взглянуть в его точёную мордашке с брезгливо сведёнными на переносице тёмными бровями, - вопросы?

[indent] [indent] «Почему именно эта вариация?»

[indent] [indent] «Почему ты хочешь, чтобы я видел, как моя мать умирает?»

[indent] — Здесь все как в реальности? - когда пятно достигает ступеньки, Чарли не даёт тому себя коснуться, взбираясь выше на ступеньку и сравниваясь ростом с миссис Дэвенпорт. Младший из близнецов уже ощущает, как пальцы немеют - сила, постепенно, утекает, как песок в стеклянном футляре часов. Голова пока что не кружится, значит, пока торопиться некуда, - какова вероятность, что всё случилось бы, - Чарльз делает неопределённый пас руками в сторону матери (лёгкое летнее платье пропитывается насквозь тошнотворно быстро - перья птиц на восточном шёлке тяжелеют, багровея и разбухая, пока их контур не теряется), - именно так?

[indent] — Детка, сделай лицо попроще, это же, все таки, не реальность, - бабушка снисходительно треплет Чарли по голове, - здесь - всё, как было бы на самом деле. Чем больше возможностей ты просматриваешь, тем ниже шанс того, что всё произошло бы, как ты видишь. Это наше третье видение, значит, вероятность была, но не такая уж высокая. А очень даже жаль, сделал бы бабуле замечательный подарок ко Дню Рождения... впрочем, неважно. Как видишь, довольно полезный ритуал, если хочешь убедиться в том, что все сделал правильно в прошлом. Или кто-то другой. Я обычно использую его, чтобы говорить детям «Какого хера? Знаешь, в скольких вариациях твоя бесполезная жизнь заканчивалась наиприхуейвеше?».

[indent] — А можно каким-нибудь образом избежать таких вмешательств в своё прошлое? - Дэвенпорту крайне некомфортно вести светскую беседу на не разложившихся костях собственной матери, но, кто знает, эту бабушку, возможно, после того, как видение закончится, она сразу улетит куда-нибудь, и ничего ему не расскажет?

[indent] — Можно, заговариваешь кольцо, и носишь на безымянном пальце левой руки, как обручальное, вот и весь секрет. Ну, и не раскидываться своими блядскими волосами, конечно же, это первое правило во всех вопросах, если ты помнишь. На чердаке таких, колец, кстати, - завались, если сможешь найти среди груды других артефактов, забирай, мне не жалко. О, а теперь, чую, самое интересное! А то, ты, поди, успел задаться вопросом, почему мы ещё тратим силы здесь. Осторожнее, - бесцеремонно дёрнув внука за плечо, Бонни даёт дорогу его спустившейся по лестнице, призрачной копии, выглядящей исключительно материально, - как думаешь, почему она не агонизирует?

[indent] Чарльзу не привыкать наблюдать за собой со стороны - у него, всё же, есть близнец, и он даже не удивляется, когда призрачный Чарли пытается поднять мать, совершенно не замечая, как окунает колени, обтянутые легкими летними брюками, в густой багрянец. Дэвенпорт, тот, что реальный, анализирует пространство, останавливая взгляд на окровавленной дверной ручке, о которую мать неудачно приложилась.

[indent] — Её парализовало, - бабушка удовлетворенно кивает в ответ, - она агонизирует, просто незаметно для нас. Без возможности двигаться, - он с сожалением, тоскливо сводит брови на переносице, поежившись, - бедная, никому не пожелаешь.

[indent] Бабушка легонько пихает его в плечо, закатив глаза и пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, очевидно, с осуждением, а затем привлекает внимание к развернувшейся перед ними картине, ради которой, собственно, тратились бесценные запасы сил - копия Чарльза, обнаружив, куда пришелся удар, видимо, пришла к выводам тем же, что и оригинал. А затем...., во вполне очевидном жесте, берёт мать за руку, прикрывая глаза.

[indent] — Жалей, сколько хочешь, но вот этой хуйни, - мундштуком указав на развернувшуюся сцену, в которой они двое - лишь сторонние наблюдатели, угрожающе произносит миссис Дэвенпорт, - делать не нужно, понятно тебе? Я даже ругаться не стану - она не самый лучший человек, хоть и неплохая ведьма, хер знает, что с собой принесёт магия такого человека. Подумывай о себе иногда, дурачок, а то, знаешь, всякие последствия бывают, а то ты всё жалостлив ко всем кругом, этого не тронь, у того возьми, облегчи, помоги, не убий, не ударь, бла-бла, - она ухмыляется, прикуривая очередную сигарету.

— Хорошо, я тебя понял, - он покорно кивает, игнорируя издевку и оборачиваясь к протянувшей ему мундштук, для затяжки, Бонни, - а разве материнская магия может навредить?

— Да тут даже не совсем вред будет, крольчонок, - Чарли выдыхает размытое, будто акварельное пятно, облако, в сторону, и щурится, когда солнце светит в глаза, - тут собственное мироощущение может поменяться. В общем, не брать каку - значит, не брать каку. В детали тебе вникать не обязательно. Усёк? Отлично, снимай кулон, выныривай.

\\\
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] август, 2017 г.

[indent] Чарли не боится моря, потому что вода, любая, - его второй дом.

[indent] Потому что море - дом Триединой Богини, страждущие великодушные объятия которой сходились на его теле, стоило только закрыть глаза и рухнуть вниз, на встречу пляшущей воде. Синева волны смыкает поверхность высоко над макушкой, спрятанной жадно от солнца под пластами и толщей, соль, пена и мороз окутывают с ног до головы - у неё стылые руки. Каждое движение наполняется плавной грацией, холодной и терпкой, соль целует уста - Чарльз не боится штормов её тоски, Чарльз не боится прыжков со скал в её руки, Чарльз не боится, но, однажды, уплывая дальше, чем оно того требуется, загипнотизированный ртутным сиянием солнца на серебряной, под дождливым небом, глади, начинает тонуть. Отсутствие паники (даже когда она его топит - не страшно) и спортивная подготовка, спасают - галька давит на скулу, соль жжёт глаза и лёгкие, но ему, ожидаемо, не больно.

[indent] А через неделю, Чарльз, вооружившись всем необходимым, проводит ритуал один, потому что - а что было бы дальше, если бы он умер? Можно ли взглянуть за завесу темноты, портьерой застилающей сознание, когда становится не вдохнуть, и увидеть что-нибудь, например, свою следующую жизнь? Чарли с педантичностью отличника вываривает зелья, на энтузиазме, бессовестно пиздит у бабушки амулет, чтобы изучить, что да как работает и копировать, а в нужный день читает заклинания и погружает лицо в воду, засекая таймер на наручных часах, чтобы...

[indent] Вода снова плотно сомкнулась, проникнув вовнутрь вместе с невольным вдохом от удара об острые камни скалы. Внутренности, на извилистом пути от носоглотки к обоим легким вспыхивают синим пламенем, перед раскрывшимися глазами - мрачное, объемное, заполненное, будто гелием, ничто. Чарли, в абсолюте парадокса, упрямо не сопротивляется, позволяя волнам обжить своё тело, и, подняв на руки, потащить на глубину, где леденящий кожу песок и зализанные гладкие камни. Когда судороги отступают, а после заполнившая голову, вместе с водой, темнота начинает поступаться чем-то светлым на границах, словно за плотную штору проник свет, его пытается выбросить наружу, в реальность, несколько раз, но он не даётся, продолжая наблюдать и не совсем понимая, что же видит (Чарли, на этом моменте, кажется, задумался - это умирание, или он уже умер и воскресает), ритуал прерывается почти варварским способ - грубо вцепившись в волосы наманикюренными ногтями, материнская рука вытаскивает его из воды, сдёргивая амулет с шеи. Внезапно осветившаяся комната завместо гуталиновой черноты в ободе золота, жжёт слизистую, Чарли закрывает глаза и закашливается (фантомная морская вода просится наружу из натруженного нутра), но брызгами на столешницу ложится обычная.

[indent] — Ты что творишь, придурок? - слышит он дрожащий голос, когда, наконец-то, перестает откашливаться и приходит в себя, устало размыкая титановые пластины век, - тебе кто сказал, что это вообще..., - Дэвенпорт поднимает на Элизабет усталый взгляд воспалённых глаз, чувствуя, как после спазма мелко дрожат пальцы, он хочет ответить «женщина, я только что умер, дай мне отдохнуть и переварить это», но он прилежно молчит, потому что её рука все ещё ощущается в его волосах - не дай Бог, лицом стол приложит, - ...кто сказал, что это работает вот так? Что ты вообще пытался сделать, утопиться в чаше? Что у тебя в голове вообще, Чарльз?

[indent] — Я могу ответить на этот вопрос, но не думаю, что ты хочешь знать ответ, - он, замучено (на дне моря и то, кажется, было легче) поднимает голову, чтобы уставиться в своё отражение в воде, разбавленной зельем... и кровью. Он удивленно проводит рукой по лицу, снимая из-под носа кровавую дорогу и проморгавшись, глядит на мать, взирающую на него с непередаваемым ужасом. Алая кровь расползается по голым, не скованным кольцами, пальцам.

\\\

[indent] Чарли просыпается, как по щелчку, но глаза не открывает, пытаясь уснуть обратно.

[indent] «Ясен мне посыл, ясен как день белый», - мысленно стонет он, выпутываясь из жаркого плена одеяла, чтобы разочарованно зашипеть, когда щедрое утреннее солнце пытается оставить его без зрения. Снизу слышны голоса - Чарльз проводит ладонью по месту рядом с собой, чувствительные пальцы снимают со складок на простыне чужое остывающее тепло, и Дэвенпорт разочарованно вздыхает, однако, как следует расстроиться даже не успевает - Йохан, видимо, поучаствовав в утренней беседе с родителями, довольно быстро возвращается в их общую зону комфорта, забираясь под одеяло и обнимая - Чарли шевелится, пристраиваясь удобнее и открывает глаза, на пробу, щурясь от солнечных лучей.

[indent] — Она едет не отбирать меня, а выписывать чудотворных, целебных, крайне злобных пиздюлей за вчерашнее, предупредить о чем решила даже не лично, а поколдовать, чтобы я уже во сне знал, что как проснусь - мне пизда, - голос звучит хрипло и разморено, перед тем как Чарли от души зевает, отнимая взъерошенную голову от подушки - с трогательными отпечатками, оставленными наволочкой на веснушчатой порозовевшей щеке. Чарльз садится по-турецки рядом с братом, и потягивается снова, с удовольствием вслушиваясь в хруст каждой косточки, - я сменил заговоренное кольцо на обручальное, которое носится на этом же пальце, поэтому, видимо, когда вчера у бабули сработало ебучее предчувствие, или что там ещё могло оповестить её, что внучек в опасности, она здорово перепугалась, а потом, как всё устаканилось, решила на пробу почекать моё прошлое, и так как защиты не было, у неё это получилось, и, теперь она в бешенстве, - Чарли падает обратно, только вот уже сразу Йохану на плечо, привычно-беспардонно закидывая ноги и обнимая поперёк туловища, в итоге, просто придавливая к постели всем свои телом, - хоть бы она не решила устроить мне выволочку прямо тут, а потом они с матерью сцепились. Но и ехать к ней, чтобы она там посуду била - тоже не вариант. Ну надо же было так бездарно спалиться, я даже не подумал об этом кольце, ни разу за прошедшее время. Птица-тупица.

[indent] Всё время, что, уютно пристроившись на брате, Чарли беззаботно болтал, в голове его, наконец-то, просветлевшей после пробуждения, чередой проносились воспоминания вчерашнего дня. Вспоминая сначала один, затем другой поцелуй, Чарли почувствовал, как жар снова облизывает скулы, но с места не сдвинулся - чувствуя детскую, обидчивую злость на самого себя, за такую глупую реакцию, которой раньше у него - в принципе - не было ни на что, Дэвенпорт лишь удобнее пристроил голову, так, чтобы скрыть обзор своего лица, и, игнорируя глупое, зашедшееся ранимое сердце, переплел ногу с ногой брата, тем самым, буквально, охватив практически всё его личное пространство (абсолютная_необходимость). Уходить куда-либо Чарли не хотелось от слова совсем, словно проведя неделю в пустыне, он наслаждался водой прикосновений со свойственной ему тактильностью, не испытывая тех мучений совести, что испытывал в минувшие дни. Всё же, итоги вчерашних выводов не выветрились из чарльзвой головы, за ночь, поэтому, игнорируя собственное смущение и отрицая его, насколько возможно, Чарли, с невесомой улыбкой потерся, о йохановскую футболку носом, вдыхая родной запах, доносящийся сквозь пелену, ещё не выветрившегося со вчерашней ночи, ментолового геля для душа отца.

[indent] Чарли скользит гибкими подушечками пальцев по всё ещё сонному лицу брата, мягко и деловито изучая следы вчерашних повреждений, с которыми ему предстояло разобраться. Легко и влюбленно улыбаясь, он проводит по неповреждённой брови большим пальцем, задевая разлёт ресниц. Утреннее, будто лисье, фырчание Йохана, наполняет грудную клетку воздушным, невообразимым, легким теплом (будто большая птица, живущая за горизонтальными сухоцветными ребрами, расправляет свои длинные пушистые крылья, щекотно скользя их светлым оперением по телу – изнутри, задевая плоть и фьордовые переплетения вен). Сквозняк, проникающий в их душную, после ночи, комнату, точит плотную жару помещения и треплет пряди чарльзовых, выгоревших за лето в лён, волос, пока тот, окончив осмотр, уветливо и шутливо ведёт кончиком пальца по ровному, идентичному собственному, носу старшего близнеца.

[indent] — Нет, не расскажешь, лисёнок, - Чарли беззвучно смеётся, убирая руки и обхватывая ими свои колени, - ты её тоже пойми. Не знаю, по какой причине она определила меня как своего фаворита среди остальных двенадцати внуков, но, она же переживает. Вероятно, вчера весь вечер просидела на иголках в обнимку с Корваллолом или чем-нибудь подобным. Будь она, как эта… ну, наша тетка, сестра отца, у которой вечно лицо тоскливое, наверное, позвонила бы мне с утра и поплакалась, что: «как так, такая опасность», но ба другой человек, ей проще выдать взволнованный подзатыльник. – Пристыжено положив голову на свои колени и взглянув на брата виноватым щенячьим взглядом из-под печального излома подвижных бровей, Дэвенпорт мысленно пытается отбросить мысли о вчерашнем дне, и ещё пяти до. Они кажутся такими неуместными, сейчас, когда…, - всё ведь уже хорошо, Йохан, не переживай. Если я выгляжу хуже, чем ты, это значит, что я очень даже ничего, - произносит он с беззаботным смехом, - но, серьезно, если ты хочешь, мы можем поспать ещё.

[indent] Дома хорошо. 

[indent] Чарли, полным обожания, детским взглядом рассматривает брата, не имея сил справиться с просящейся наружу улыбкой при виде него сейчас – такого же заспанного, как и сам Чарльз, в мятой после сна футболке, с прищуренными, от солнечного света, коньячными глазами и такой по-особенному тёплой, бархатистой кожей, всё ещё хранящей на себе отпечаток так и не выветрившейся, дрёмы (матовые прикосновения к ней доставляют чувствительным рукам младшего близнеца особенное удовольствие). Чарли буквально раскалывает на части от пробирающей до самого крохотного нерва нежности и ощущения абсолютного счастья рядом с Йоханом, в котором, несмотря на других людей, он видел самого лучшего, заботливого, надежного и замечательного брата на свете, чтобы тот не делал. Среди разворошенных одеял и подушек, младший из близнецов ощущает себя, будто птенец – в гнезде, окруженный незамысловатым, но искренним и чудесным уютом. Птенец, которому этого самого гнезда ни в коем случае нельзя покидать – за его пределами шумно, холодно и страшно, много голосов, лишних действий и жестов, лишних людей, к которым он, пока что, не готов. Дэвенпорт снова шумно зевает, потирая глаза кулаками, пока слушает брата, а затем, с сожалением, качает головой, медленно опустив глаза на коснувшуюся его руку.

[indent] — Проколешь ей шины, и они все останутся дома, мать будет ходить по этажам и портить всем настроение, - Чарли наслаждается приятными, плавными прикосновениями к собственной сатиновой коже, ощущая их острее, нежели обычный человек, благодаря всё тому же пресловутому СДВГ, искажающему его восприятие множества вещей (делая мир более воздушным, туманным, будто сглаживая острые углы). – Может быть, и, в правду, лучше поехать? Просто законопатиться в дальней части дома, да и всё?

[indent] На самом деле, Чарли был бы и не против поездки в другой ситуации – ему нравился бабушкин сад, за которым та ревностно ухаживала, и который сам младший из близнецов помогал засаживать по весне. До осени оставалось не так много времени, и, предчувствуя скорое окончание сезона, растения отдавали все свои силы на последнее, самое яркое цветение, прежде чем первые морозы растреплют упругие бутоны, и иссушат, пока что, сочные стебли, выкрасив малахит листвы в золото, а затем похоронят под первым снегом, на долгие месяцы. Будучи обладательницей сложного вкуса, миссис Дэвенпорт ещё зимой отмела варианты часто встречающихся ближе к осени цинний, флоксов, сальвий, кореопсисов и хризантем, предпочтя им махровые мальвы, вербену и аконит, вереск, леспедецу и почвопокорные розы. Укрытый пастельной пеной цветов, будто закатными облаками, сад, вечно наполненный тяжелым сладким, чуть горчащим, ароматом, всегда умиротворял и успокаивал младшего из близнецов своей разнеженной степенностью, в любую погоду, от дождливой до солнечной, завораживая либо игрой ярких лимонных лучей на густых соцветиях, либо перезвоном капель на широкой листве. И сегодня, Чарли, может быть, поехал с привычным удовольствием пить холодный шнапс под сенью раскидистых кустарников, однако, он всё ещё чувствовал себя усталым, практически выжатым, настолько, что от одной мысли о тряске в одной машине со всей семьёй в течении часа, по пути к даче, ему становилось физически плохо. 

[indent] «Мне и здесь чертовски хорошо, можно никогда не вставать, ну пожалуйста?»

[indent] Шумно выдохнув, Чарли подбирается выше, так, чтобы положить голову на чужое плечо и уткнуться раскрасневшимся лицом в шею, согревая её своим тёплом на выдохе супротив холодящего потока с улицы, проникающегося сквозь окно. В привычной манере, беспрестанно ёрзая, в попытках подобраться и устроиться удобнее, Чарльз с искренним возмущённым упрямством пытается перебороть самое себя и некомфортное, будто узкое в плечах пальто, смущение, пробивающееся в незаметно, но ощутимо, для него самого, дрожащих пальцы, повторяющих ритм мелко и часто бьющегося сердца, удушливом жаре, сковывающем лицо, облегченно принимающем леденистую лёгкую ласку сквозняка. Но, конечно, конечно ничего не получается - борьба с собой это совсем не для него. Обхватив Йохана поперёк груди непривычно непослушными руками и сцепив их в замок где-то у брата за спиной (назойливо пробираясь в пространство между его спиной и матрацем), Чарли замирает, стараясь переключить своё вечно колеблющееся внимание исключительно на слова старшего брата, оставив на периферии сознания собственные странные и непослушные эмоции.

[indent] — У Богини нет врагов. Я просто не знаю этого заговора, кольцо-то – не моё, я его у ба нашёл, миллион лет назад. А носить сверху на обручальное я не хочу, хочу, чтобы только оно одно было на руке, и всё, - капризно заявляет Дэвенпорт, перебирая беспокойными пальцами чужие позвонки, насколько позволяло приятно скованное положение рук, - видишь, в нём уже давно не было необходимости, когда я снимал его, то подумал – да ладно, со мной же совсем ничего такого не происходит.

[indent] Чарли ощущает себя разморенным и расплавленным под чужими сухими ладонями, скользящими под одежду, и дёргается от неожиданности резкого движения пальцем по выступающим рёбрам, но только полусонно утробно рычит, удобнее притираясь, не видя ничего вычурного в том, как чужие пальцы вкрадчиво пробираются под узкую резинку пижамных штанов. Как, в общем-то, не задумывался ни разу о том, что они могут нести в себе определенный двойной смысл, даже сейчас, просто наслаждаясь щедро достающимся вниманием и нежностью, сам, со всей искренностью своей чувствительной души, отвечая тем же. Бесконечное ерзание приводит к тому, что пятки младшего близнеца находят покой практически у локтей старшего – лежа на плече Йохана головой, и свернувшись практически клубочком, Чарльз вытаскивает руки из-под спины брата, чтобы положить свои их поверх его, невесомо оглаживая тыльную поверхность (рассеянно не замечая сбившейся, полурастегнутой графитовой рубашки в тонкую бледно-бежевую полосу, задравшейся на боку и съехавшей в вороте, обнажая правую ключицу).

[indent] — Я обещаю, что никуда не полезу, не переживай, пожалуйста, - чувствуя злость брата, Чарли ласково целует его под челюстью, после проводя носом вдоль её линии и откинув голову, - буду лежать, обниматься, сидеть на коленях, и всё - только с тобой, никуда не уходя. Просто я не хочу, чтобы они ругались, это меня угнетает и расстраивает – кому понравится быть центром постоянных конфликтов? – легонько ущипнув крепко вжавшиеся в него руки, а затем, следом, успокаивающе погладив, пожаловался младший из близнецов, - Я не могу, так, как отец. А хотелось бы, конечно, иногда я в этом плане ему завидую – такая невозмутимость, когда вокруг полный пиздец. Интересно, это выдержка, или его вот действительно это даже не бесит?

[indent] Покорно позволив перевернуть себя, Дэвенпорт вытягивает ноги, уже до автоматизма привычным движением переплетаясь ими с похолодевшими ногами брата, и прижимается лицом к мерно вздымающейся груди, с наслаждением отдаваясь согревающим прикосновениями чуть шершавых ладоней Йохана, так невыносимо приятно скользящих вдоль позвоночника, расслабленно прикрыв глаза и еле слышно мурлыча, пока собственные руки находят место под футболкой брата, на пояснице.

[indent] — Я сейчас отдыхаю, - тянет он, ногой накидывая на голени одеяло, - и у неё нет претензий к тебе, у неё есть претензии только ко мне, точнее, несколько взаимосвязанных. Её даже не риски волнуют, а то, что, по её мнению, я должен защищаться, желательно, разрывая противников зубами, вне зависимости от ситуации. У неё есть аргументы – тебе нужна самостоятельность в подобных вопросах, нужно не только уметь приготовить себе поесть, но и защититься, - хриплым голосом, тихо пародирует бабкину манеру разговора, Чарльз, - никто не будет опекать тебя всю жизнь, я однажды помру, а Йохан съедет, и что ты будешь делать, бестолочь?

[indent] Чарли, не открывая глаз, подтягивается выше, чтобы увеличить площадь соприкосновения щеки брата со своим лицом, и, забывшись за разговором, даже не обращает внимания на то, что брат тянет его лицо вверх, только вопросительно приоткрывает один глаз, пока Йохан не замечает его порозовевшего лица.

[indent] — Я…, - Чарльз неловко прерывается, опуская глаза и чисто автоматически накрывая пальцы брата, коснувшиеся щеки, своими. В голове проносятся десятки вариантов ответа, вплоть до «может быть, у меня температура», который практически сразу отторгается, потому что после вчерашнего, если он ещё и заболеет (а Чарли всегда долго, тяжело и от души болел), Йохан начнёт посыпать голову пеплом и страдать, что для его близнеца было абсолютно неприемлемым вариантом развития событий.

[indent] — Я не знаю, - тихо и неуверенно мяучит Чарли куда-то вниз, пока брат целует его в переносицу, чувствуя, как сердце забилось в горле, - ты ничего такого не сказал, - продолжая взволнованно держать брата за руку, Дэвенпорт судорожно пытался привести мысли в порядок и придать себе более безразличный вид, что как-то совсем не получалось, - наверное, я просто пригрелся, - вздохнул он, снова прижавшись лицом к чужой груди, пока стук в дверь не охладил растревоженную атмосферу.

[indent] — Вы, вообще, вставать там собираетесь? – раздался из-за двери недовольный голос матери, стукнувшей, для верности, ещё раз (Слава Богу, не пытающейся вломиться в комнату), - ваша обезумевшая бабка уже на подъезде, чтобы вы понимали, и желательно к её появлению вам обоим быть уже одетыми.

[indent] Впервые в жизни, Чарли чувствует особую благодарность к собственной матери за что либо, кроме того, что на этом свете есть Йохан.

[indent] — Мы встали. Окончательно. - перевернувшись на спину и почти свесив голову с постели, откликнулся Чарльз. - А обезумевшая – это ты просто её по жизни описала, или она тебе что-то такое сказала? – деликатно интересуется Чарльз, задумчиво сведя брови на переносице, разглядывая дверь.

[indent] — Что за глупые вопросы, милый? Разумеется, просто так. – Скривившись от обращения и высунув кончик языка, Дэвенпорт не шелохнулся в своём рискованном для падения положении. – Я с ней не разговаривала, только твой отец, если интересно – спроси у него, в каком она настроении, карга старая, а я пойду собираться.

[indent] Шаги матери стали отдаляться, пока вовсе не стихли, и Чарли, с тоскливым стоном, снова уселся на кровати, на этот раз, свесив ноги и всё же собираясь подняться и начать сборы. Валяться, в принципе, можно было и в одежде.

[indent] — Видимо, пора подниматься, - пощёлкав суставами пальцев, подвел итоги короткого диалога младший Дэвенпорт, через плечо, оглядываясь на своего любимого брата.

[indent] Чарльз слушает внимательно, а после несколько секунд молчит, позволяя себе обдумать услышанное (собрать предложение, будто конструктор, к которому нет инструкции), пока рука Йохана убаюкивающее скользит вдоль ноги, вырисовывая пальцами сонные, замкнутые контуры, остающиеся воздушными ласковыми ожогами поверх чрезвычайно чувствительной кожи.

[indent] — Я помню всё, что с тобой связано. Со своей биографией я знаком многим хуже, - улыбается младший из близнецов, застыв взглядом на побеленной стене, - мы боимся того, чего не можем понять. Видишь, ты вникал в суть вещей, пробуя их на себе, чтобы проверить, насколько они, в действительности, в полном своём воплощение, страшны и опасны, а убеждаясь, что не настолько, как тебе казалось, бояться переставал. Такой вот у тебя путь познания – преодоление страха на живую, - Чарли прикрыл глаза, уткнувшись лицом в шею Йохана, и тихо зевает, опаляя обрывистым выдохом чужую кожу. – Ба не была мрачной. Мне так не казалось, по крайней мере. Она была грубовата, но я всегда думал, что у неё такой характер и не стоит обращать на это внимание. Ведь у неё были самые веселые истории из молодости и шутки, самые внимательные подарки, она всегда защищала меня, всегда была готова что-то мне объяснить, когда я не понимал, напомнить, когда я забывал, иногда даже сделать за меня, если совсем не получалось сконцентрироваться. И пусть это сопровождалось тем, что я «невнимательный идиот», это не было обидно, потому что не было сказано со зла, в отличие от упрёков мамы, которые всегда были направлены на то, чтобы уколоть сделать больно или обидеть. Между «невнимательный идиот» и «разве ты когда-нибудь такой будешь кому-то нужен, кроме меня?» есть очень большая разница. Поэтому бабушку я любил, несмотря на её специфичный характер. А вот кого я боялся – так это мамы. Больше я ничего не боялся настолько, чтобы это меня стопорило. Я её не понимал, и не понимал, чего от неё ожидать. С равной вероятностью она могла ударить и обнять, поцеловать и обругать. Погладить по голове или дать пощёчину. Это сбивало меня с толку, превращая её во что-то чужеродное, непонятное, опасное. Элементарно – неизведанное, невозможное для познания ребёнка, а от того – очень страшное. Она не могла объяснить мне причин своих поступков, зато с легкостью могла наговорить ужасных вещей, при этом искренне желая, чтобы я её любил, хотя сама она не то, что любила меня – ей просто хотелось обладать, в её представлениях любовь – это присвоение чужой свободы – глубоко ошибочное понятие. Когда я смог разобраться в том, как она мыслит, я уже перестал её так бояться, конечно, но в детстве…

[indent] Отношения близнецов с матерью были одной сплошной ошибкой – привязанного к себе Йохана она не любила,  зато нездоровой, удушающей привязанностью болела к Чарльзу, которому это даже не было нужно – он не испытывал необходимости в материнской любви, тем более, такой – тяжелой, навязанной, удушающей. Он не умел притворяться, а потому не мог изобразить и малейшего признака любви, тогда, когда её не было в действительности. Он не умел врать, а потому захлебывался пресловутым «я тебя тоже» в ответ на «я тебя люблю», сказанное исключительно в ожидании встречного ответа. 

[indent] С первого дня жизни, в чарльзовом заповеднике, постепенно забивающемся образами мохнатых, жестких на ощупь, уличных псов, недоступных для прикосновения, темноглазых вертлявых птиц, сидящих на ветках тиса, рефлексами солнечного света на гладкой и упругой поверхности прозрачной морской волны, склизкими лягушками, интегрирующими пространство через прыжки от невидимого постаментика к постаментику, улыбками и счастливым смехом старшего близнеца (им-им-им, во всех настроениях и моментах, исключительно), опаловым сиянием звёзд на небесном куполе, игрой дождя на алюминиевом подоконнике и водосточных трубах, грустными и добрыми сказками, прочитанными бабушкой перед сном, всем-всем-всем самым красивым в этом мире, для невыразимого судьбоносного проявления темноты, места не находилось. Будто в Эдеме, золотые ворота которого захлопнулись прямо перед материнским лицом, с безразличной претенциозностью, оставив на периферии зрения младшего из близнецов где-то, по значимости своей, смешав с какофонией комнаты - устланной обоями стеной и кофейным столиком, педантично носящем на себе чайные фарфоровые кружечки и хрустальную вазу, набитую пионами и хлопком.

[indent] Если бы, однажды, Чарли предложили поменять их с Йоханом в материнских глазах, он бы нисколько не жалея, согласился, будучи уверенным, что подобное станет панацеей, в чём, однако, сомневался. Вряд ли дар этой прокажённой, ядовитой любви, сделал бы жизнь брата лучше. Ведь дело было даже не в том, что Чарльз не мог предложить ответной – сумей он найти оную в себе, мать бы сжала его в прочнейших тисках собственных рук (воздух, воздух, где?) постепенно обрезая его от всего остального мира, оставляя исключительно для себя.

[indent] Это всего лишь жажда обладания. Это не любовь.

[indent] — Что же это сразу – грешишь? – Чарли легко смеётся, словив в свои руки чужую ладонь, будто неудачно присевшую на подоконник бабочку, и прижал к своей шее, чувствуя, как в груди, что-то запрятанное, тоскливо, хмуро ворочается, но всё ещё не пытается выкарабкаться на свет. – Я рад, что ты любишь меня, брат. Ведь я тебя тоже люблю. – Дэвенпорт беззаботно оставляет лёгкий сухой поцелуй поверх загрубевшей кожи, между большим и указательными пальцами, на здоровой руке своего близнеца, а затем поднимает глаза к потолку. - И я тоже по тебе соскучился. Обещаю не пропадать больше.

[indent] Он поворачивает голову в другую сторону – где за окном, постепенно, будто костёр, занимается новый день, совершенно непохожий на предыдущий - разгорается по краям брызжущим искрами, лимонным солнцем, обугливающим итак выгоревший в уголешку стройный фонарный столб, погруженный в дневную дрёму. Чарльз зевает снова, по-кошачьи, пока не выступают слезы, гибко потягивается в удерживающих его на месте ласковых руках и сучит ногами, взбивая одеяло и сонно скользя ресницами по приморской прохладе (тонкий дух соли – он вычленяет его из многомерного списка ингредиентов воздушной массы, вздрагивая от наслаждения).

[indent] — Омут памяти наблюдал только воспоминания, а тут смотри все возможные варианты развития событий, пока энергия не кончится. И она мне его не зачарует – как это обычно бывает, предложит украсть у неё заговор или разгадать. При этом, отпустив шуточку в стиле «что-то не видела счастливых объявлений в газете». Надо будет сегодня к ней залезть, вечерком, пока все будут за столом сидеть. Вот же, родная бабка раскрыла во мне воровские таланты. Зато есть чем прокормиться в голодные времена, - Чарли со смехом пробегается по йохановским рукам быстрыми пальцами и подбирается ими к лицу, перевернувшись на живот, чтобы удобнее было наглаживать родные, до каждой веснушки, черты, и тёмные волосы. – И нет, я не верю ей, а уж съезжать куда-то без тебя не собираюсь точно, ты мне так-то ферму торчишь, братик, - Чарльз смеётся в смятую собственной щекой чужую футболку и лохматим волосы старшего близнеца, - но всё же, ловлю тебя на слове.

[indent] Свою жизнь без брата Чарльз никогда не представлял – в голове младшего близнеца, старший был верным и неизменным спутником - как в мыслях, монологи которых были обращены к нему, так и в визуальных, фантасмагорических картинах, кажущегося таким далёким, будущего, где они, неважно, где, неважно, как, но, по прежнему – вместе, рука об руку. Жизнь, в которой не было Йохана, располагалась за пределами гибкого воображения, даже такого законченного, чувствительного мечтателя, как Чарльз – её просто не существовало. Отдели, казалось, младшего близнеца от старшего, и тот потеряется во тьме, которая простиралась, куда глаза глядят, безликая и полая, будто беспамятство – холодная, сухая, жадная. Усаживаясь на кровати, Чарли мажет нежными подушечками пальцев поверх ладони, оглаживающей его поясницу, мельком, а затем, похлопав всё ещё уставшими глазами, уставляется на дверь с, практически, отвращением, мысленно прикидывая, что же выудить из шкафа для сегодняшнего дня.

— Ох, - неровно выбивается из грудной клетки с детским удивлением, когда ладони Йохана, собирая смягчившуюся от носки, льняную ткань, ползут вверх по бёдрам, оставляя после себя невидимые, золотистые, обжигающие отпечатки на скрытой коже. Практически интимно. Раскрасневшись сильнее, хотя, казалось, куда там (трогательными розовыми пятнами – по загоревшей шее, выглядывающей из помятого воротника рубашки), Чарли, всё же, не может сдержать улыбки, наблюдая за ласковым утренним Йоханом, которого ему так отчаянно не хватало, прижавшимся лицом к ребрам. Младший Дэвенпорт, робко, будто сам не свой, ведёт руками по сильным плечам, сминая кожу и перекатывающиеся под ней мышцы, - хорошая идея. Забиться куда подальше. Я сегодня точно не готов улыбаться на семейном вечере, - ласково отстраняя брата, чтобы подняться на ноги, Чарли склоняет голову вниз, чтобы потереться носом о нос в эскимосском поцелуе с непобедимой, счастливой улыбкой на лице, - а то, не дай Бог, ещё тетки приедут, жуть-жуть-жуть. Только я бы сначала в саду прогулялся, сейчас, наверное, уже астры зацветают.

[indent] Чарли трёт лицо так, словно въевшуюся в кожу краску оттенка цветов распустившейся вишни, реально вытравить одним лишь навязчивым движением ладоней. Заслышав шаги по ламинату, за дверью сбежались собаки, нетерпеливо царапая поверхность двери в ожидании утренней аудиенции с возлюбленными хозяевами. 

[indent] — Надо собрать с собой и Руфуса тоже. А может быть и Юпитера, чтобы предстоящая дорога в бабушкином «Мини-Купере» ни нам одним казалась чем-то ужасным. Хорошо, хоть кондиционер в машине работает, а то атмосфера, пока мать и бабушка будут вместе ехать на передних, явно накалится,  - Чарльз улыбается, оглянувшись на брата через плечо, и, выровнявшись по струнке, повторяет одно из фигурных движений, заученное до исключительно мышечной привычки - выпрыгивая в воздух и группирутся в обороте, затем, легко, будто ничего не веся, приземляясь на левую ногу, вытянув правую в балетном движении. Он любит повторять на ледовые прыжки, позволяя телу входить в привычный плавный связный ритм, которым были наполнены движения на льду.

[indent] Плечу всё ещё дискомфортно, Чарли поводит им, возвращаясь в обычное положение с некой задумчивостью, а затем хлопает себя по лицу, обращаясь к брату, пока впускает собак, с довольным видом оккупирующих комнату после волны утренних приветствий:

[indent] — Я совсем забыл про твою руку, но мы сейчас не успеем, - Чарльз с искренним сожалением уставляется на Йохана, тоскливо сведя на переносице подвижные брови, - я могу взять всё с собой, и мы займёмся лечением там, или, если хочешь, когда приедем домой. Как тебе удобно?

[indent] Выпуская пуговицы рубашки из расхлябанных петель, Чарли достаёт из шкафа водолазку с коротким воротом, клетчатую рубашку и чёрные вискозные брюки, с опасением выглянув в окно, так, словно за ним скрывалось что-то чуждое и опасное, но на подъездной дорожке, помимо заселивших гравий солнечных лучей, пока что ничего не было. Педантично складывая свою пижаму, чтобы забросить в сумку, он отправляет следом и легкий зелёный джемпер, на случай, если завтрак снова похолодает, а затем и собачьи шлейки, корм, потерявшие товарный вид мягкие игрушки Руфуса, угощение.

[indent] — А ещё мы не успели позавтракать, - трагично подытоживает Дэвенпорт, натягивая водолазку и рубашку поверх, вслушиваясь в китовое пение недовольного последними голодными днями желудка, - нужно что-то по-быстрому перехватить.

[indent] Чарли заправляет рубашку в легкие брюки и разворачивается к брату, с внимательным, тяжелым выражением на лице.

[indent] Иногда у него возникало иррациональное чувство вины за то, что, как Чарльзу казалось, он сделал недостаточно для своего брата в его сложные, мрачные школьные года, подробности которых всплывали только теперь, несмотря на то, что рационально он осознавал – сделать больше, в действительности, не вышло б.

[indent]  [indent]  [indent] Не бывает ничего идеального, но существует стремление к совершенству.

[indent] Душащие вниманием, со всех сторон, взрослые, возлагали на Чарли слишком большие надежды, а вместе с ними и слишком большую ответственность – быть лучшим, воплощать чужие ожидания, соответствовать. Это – сложно, но в четырнадцать младшему Дэвенпорту удаётся сохранять идеальные баланс между тем, чтобы оправдывать доверие родителей, учителей, бабушки, тренеров, и тем, чтобы не потерять самого себя, оставаясь беспечным подростком, в бесконечной, замкнутой кругом, погоне за призрачным, навязанным идеалом. Хрупкий, невозможно энергозатратный баланс, выворачивающийся наизнанку нескончаемым, изнурительным стрессом, ведь он даже не думает сопротивляться, как котенок, который не умеет выпускать когти. Конечно, этому однажды приходит конец – занятия с бабушкой сходят на нет, как и снижается частота вынужденных контактов с матерью, школа и фигурное катание остаются позади, и всё своё свободное время Чарли может посвящать работе, которую любит, учебе, которая увлекает, магическим практикам, которые не заставляют волосы на голове вставать дыбом. Но это – только сейчас.

[indent] Дэвенпорт сдавленно вздыхает, когда, путаясь в собственных ногах, смещённый из центра комнаты к незастеленной кровати, неосторожно на неё приземляется, неловко упираясь рукой в металлическую спинку. Рассказы Йохана о школе всегда наводят на него душераздирающую, болезненную горькую тоску, но Чарли прилежно ею давится – если его полузабытые, вытесненные, травматичные воспоминания не кусали, это не означало, что его брата – нет. Всё, что мог предложить младший Дэвенпорт – это своё внимание и свою любовь, если они способны хотя бы немного успокоить и утешить, смирить то, что так волнует. Чарли кладёт свои ладони поверх ладоней брата, что прижимают его к себе, но не видит закравшегося в действия близнеца подтекста – он слишком охвачен трагичностью раскрывающейся перед ним истории, её неумолимой, ужасающей мрачностью. Он вплетает пальцы в волосы Йохана, не разрывая зрительного контакта – в глазах младшего Дэвенпорта детская печаль, невыразимая какофония из безрадостных чувств.

[indent] — Ты не можешь представить, как мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше, чем просто взять за руку, - он ласково оглаживает костяшки на руке Йохана, обнявшей его щеку, отирается о сухую ладонь, - но я рад, что всё осталось позади, сейчас. И что я смог сделать хотя бы это, - Чарли принимает поцелуй под глазом и прижимается лбом ко лбу брата с лёгкой улыбкой, - я всегда буду рядом, чтобы взять тебя за руку, когда это понадобится. 

[indent] Чарльз наблюдает за тем, как Йохан скрывается в дверном проёме и поправляет растрепанные волосы.

[indent] «Каким образом он собрался делать бутерброды с простреленной рукой?» - интересуется он у самого себя, однако, времени на помощь брату у него, по всей видимости, особо нет – бабушка уже закрыла входную дверь, а значит, в самые короткие сроки он должен появиться на её глазах. И явно не показывая своё раненное лицо из-за плеча брата.

[indent] «Вот же чёрт. Лицо», - Чарли чертыхается, вспомнив то, о чём совершенно забыл – ему вчера, между прочим, разбили нос, набили синяк на скуле, а сам он, ещё до этого, умудрился расцарапаться. Не самый лучший вид для встречи с разъярённой бабушкой, но иных вариантов не было – срочно наварить себе мази он явно не успеет, последнее же он оставил в ящике на работе. Выскользнув в коридор тенью, сливающейся с обоями, Чарли прошмыгнул в ванную, скривившись, - бабушка и мать приветствовали друг друга в коридоре, и голоса их явно не предвещали мирной поездки до дачи.

[indent] В зеркале Дэвенпорт в первую очередь вылавливает обеспокоенные, живые глаза, затем, зацветший свежими фиалками, лавандой и сиренью – синяк, ну, точно, - как та туманность из созвездия Тельца. Царапины поджили, но заросли плотными коростами – Чарли, поддёрнув одну ногтем, скривился, – из-под запёкшейся корочки показалась свежая кровь, и младший из близнецов небрежно стёр её пальцем. Выглядел он, конечно, лучше, чем вчера вечером, но далеко не так хорошо, как обычно. Вздохнув, Чарльз открыл кран и смыл с лица остатки беспокойного сна и минувшей, короткой ночи, приводя себя в порядок (если он вообще был возможен), чтобы через пять минут появится в гостиной уже более-менее посвежевшим.

[indent] — Мы не курим в доме, - Чарли узнаёт этот голос матери – когда ей очень хочется сорваться на истерику, но рядом сидит отец. Ей, наверное, приходится считать до десяти про себя, глубоко вздыхать и выдыхать, вспоминать таблицу умножения – совершать любые манипуляции, способные предотвратить её обращение в Медузу Горгону.

[indent] — Я курю, где хочу, - безапелляционно возражает бабушка, и, медлящий с тем, чтобы войти в комнату, Дэвенпорт слышит, как с лёгким шипением разгорается сигарета, - Джеффри, дорогой, принеси мне пепельницу, иначе пол потом будет так тяжело отмыть от пепла… не хочу усложнять работу бедняжке Элизабет.

[indent] Отец появляется в дверном проеме и хлопает Чарльза по плечу, желая доброго утра. Даже в свой собственный выходной, такой редкий, он был в строгих брюках и идеально выглаженной рубашке с накрахмаленным, хрустким, будто первый снег, воротником. Классический костюм врос в него, будто панцирь – Чарли не мог вспомнить его в чём-либо, кроме него и пижамы, будто у Диккенса.

[indent] «Бросает меня, на съедение стервятникам», - тоскливо думает младший из близнецов, объявляясь в гостиной, где, сидя друг напротив друга, расположились мать и бабушка… - «…будто персонажи в «Мортал-Комбат» перед боем», - нервно продолжает внутренний голос, сопровождая нелепую мысль натянутым смешком.

[indent] — О, Господи, милый, что с твоим лицом, - мать подрывается со своего места, интегрируя просторное пространство гостиной короткими, дробными шажками. Легкий цокот каблуков вспарывает нервы лезвием-пером – узкий серебристый край блестит в безликой темноте черепной коробки, надрезая плотные вязи невидимых канатных сплетений – младший из близнецов соответственно морщится, прикрыв глаза. Материнские ладони поверх щёк – будто средневековая пытка, но он послушно терпит скользящие вдоль скул подвижные, паучьи пальцы – холодные-холодные, будто ледышки. Взгляд бабки, впрочем, нивелирует этот до болезненного леденистый эффект, пытаясь прожечь в голове любимого внука аккуратную ровную дыру – вероятно, прямо промеж бровей, если заслонившая собой Чарльза, мать, позволяла подобное своим расположением.

[indent] — Ничего, - отнекивается Дэвенпорт поленившись выбрать должное оправдание (будто перед ней он вообще должен был оправдываться). Мать заглядывает в его глаза – наверное, чтобы в очередной раз найти в них то, что ей не понравится. Вряд ли, Чарли, с его уставшим взглядом, мог предложить ей что-то, способное заинтересовать – в округлых зрачках горизонтальные полки военной бакалейной лавки, и каждая полка – пуста. Никаких предложений, никаких продуктов – для вас, сегодня, все разграблено, все осквернено, выжжено, опустошено. Можете попытать счастья в другой день, авось насмешливые, самодовольные бандиты оставят и для вас немного отдачи, любви и заботы. Впрочем, кажется, вы уже двадцать первый год рассчитываете урвать, хотя бы, крошку?..

[indent] Элизабет недовольное поджимает ярко выкрашенные в красный губы (косметический приторный запах помады отравляет каждый вдох и чувствительный рецепторы, Чарльз задерживает дыхание), хлопает густо накрашенными ресницами, укрывшими сощуренный, недовольный взгляд («как так может быть, что и сейчас у тебя для меня ничего нет?!»). Хватка цепких пальцев на лице становится настораживающей, почти опасной – вот, через секунду заостренные когти вопьются в мягкую кожу, поверх штрихов-царапин и созвездий из шоколадного крошева родинок и рыжих веснушек (о, мои звездные туманности, опалы и лунные камни, мои персеиды), чтобы попытаться причинить боль, но отец возвращается в комнату, и коготки послушно скрываются в мягких лапках – мать отталкивается от орбиты чарльзова личного пространства, будто свернувшая со своего курса комета, чтобы упасть на диван, рядом с Джеффри и обвиться пушистой змеёй вокруг его шеи.

[indent] — Может, вы, оба, нахер отсюда выйдите? – невозмутимо интересуется у четы Дэвенпортов Бонни, принимая пепельницу из рук своего сына. Небрежное движение грубо впечатывает окурок в керамику. – Мне необходимо переговорить со своим учеником наедине, если вы, разжиженным содержимым ваших голов, способны понять, о чём я.

[indent] Элизабет хищно напрягается – старая война за внимание сына, давно проигранная всем вражеским фронтам, не даёт покоя, и она, вся - напряжённая, натянувшаяся, словно тетива лука, приподнялась на своём месте, но сказать ничего не успела, Джеффри, сидящий рядом, аккуратно что-то прошептал около уха, после чего, подсдувшись, мать позволила себе лишь агрессивный взгляд из-под сведённых в заглушённой ярости, бровей.

[indent] — Конечно, мам, - отвечает покорно отец, и Чарли глядит на него почти разочарованно, - можно было бы попросить и потактичнее.

[indent] Бабушка презрительно фырчит, проводив старших Дэвенпортов до выхода взглядом, будто выкладывая перед ними невидимый маршрут. Куда? Разумеется, нахуй. Чарли бы отправился следом, с удовольствием, но для него этот нетерпящий возражений взгляд сложил более вакантный маршрут – до соседнего кресла, которому младший из близнецов и проследовал, усевшись напротив своей наставницы с кислым выражением лица.

[indent] — Итак, тупорылое ты создание, - хорошее начало! Чарльз глубоко вздыхает, приготовившись к звуковой атаке, - какого, спрашивается, хера, ты вчера натворил? Ебло своё с утра в зеркале видел, а? Я просто не могу понять, каждый гребанный раз, какого черта ты творишь? – начавшаяся обычным тоном, тирада начинала набирать обороты – не совершая и попыток вставить слово, младший из близнецов молча, с покаянным видом, уставился на бокал из-под мартини, замерзший на столе, казалось, в легком испуге, - Я столько лет потратила на то, чтобы ты мог защитить себя, но ты, даже в таких ситуациях, как вчера, продолжаешь строить из себя ебучего святошу! – мадам Дэвенпорт поднимается с места, чтобы начать разъяренным ястребом кружить вокруг внука, - Вот объясни мне – почему ты вчера ничего не сделал? Хоть что-то! Решил просто молча ждать, пока тебя зарежут, как того кролика? Чем ты только думал, объясни мне? Неужели тебе не хватило бы сил хотя бы на самую элементарную самозащиту, ты, кретин? Какого черта тебя вообще вынесло из дома, сука, в дождь? Ладно, допустим, это неважно! – она остановилась, перевести дыхание. Неощутимо резонирующий на барашках звуковых волн, несчастный бокал, гипнотизируемый взглядом Чарли, наверное, облегченно перевел бы дыхание, будь он жив, - Неважно, какого черта ноги вынесли тебя из дома, в, насколько я знаю, твой выходной день, маленький неблагодарный ублюдок, но вот другое мне интересно – до каких пор вложенные мною в твою тупую голову знания будут прокисать, как квашенная капуста? Я занималась с тобой не для себя, а для тебя, и что в итоге? Ромашки на поле, блять, способны к самообороне лучше, чем ты! Шавок он лечит, охереть можно просто, ебучее достижение! Ты хоть знаешь, сколько раз вчера мог умереть? – ткнув Чарли пальцем в висок пропорционально количеству слогов в последнем слове, Бонни изнуренно приземлилась в кресло напротив и плеснула себе еще мартини, так, словно не ей сегодня рулить, - Тридцать девять, если тебе интересно. Такие мерзкие смерти, тебе, знаешь, стоит взглянуть, просто чтобы, блять, оценить, к чему приводит твой бездарный пацифизм, Чарльз! А я бы предпочла этого не видеть, честно тебе сказать, вообще никогда, и даже не узнавать об этом! Где твое кольцо?!

[indent] После секундной паузы под воспламеняющим взглядом, Чарли отмер, и вяло пошевелился, прокашлявшись.

[indent] — Кхм, - он осмотрел гостиную так, словно нечто, находящееся в ней, могло оказать ему помощь, - я его сменил.

[indent] Взгляд Бонни скользнул вниз, замерев на руке внука. Брови иронично вздернулись, взгляд вскарбкался обратно, к лицу внука, чтобы двумя маленькими сверлами ввинтиться в зрачки.

[indent] — Какая, мать его, прелесть, - отпив из бокала, отозвалась бабка, и поправила укладку, - что-то я не видела…

[indent] — … счастливого объявления в газете? – закончил за неё Чарльз и криво улыбнулся, в надежде, что прооравшись, бабушка все же смягчится.

[indent] — Именно, - кивнула та, - в таком случае, мне не кажется, что оно важнее моего душевного спокойствия и твоей ментальной безопасности.

[indent] — Оно не имеет отношения ни к тому, ни к другому, - вяло отбрыкнулся от попытки надавить Дэвенпорт, и наклонился вперёд, с тихим вздохом, - прости, что заставил тебя нервничать вчера…

[indent] — Да не в этом дело! – повысив голос, перекричала Чарльза Бонни, тоже склонившись вперёд. Теперь они оба могли внимательно рассмотреть друг друга, и мадам Дэвенпорт снизила голос так, чтобы угрожающий шепот достигал только чарлиевских ушей, - Не в моих переживаниях, а в том, что ты даже не пытаешься себе помочь. На что ты каждый раз рассчитываешь, на провидение, на везение, на Богиню, на Йохана? Ему, например, вчера, твоя помощь пригодилась бы, а что ты сделал? Стоял, как истукан, ожидая, пока тебе перережут глотку? Что в этом хорошего, Чарльз, что? Жизнь – сложная штука, не везде светит, блять, солнце, такие вещи будут происходить, даже если ты их не хочешь, и с ними нужно бороться, а не помирать с горделивым видом, неважно, что там дальше тебя ждёт, реинкарнация или просто тупое ничто – тебе, что, терять нечего?

[indent] — У меня не было сил, - отступая, признался Чарльз, - я все потратил на работе. От луны её тоже не почерпаешь. Руки связаны. С собой – вообще ничего, даже амулетов не было. Что мне было делать? Даже если бы я что-то взял с собой, то не дотянулся бы, сумку вообще забрали...

[indent] — Ты же знаешь, что нельзя работать в ноль, так никто не делает без серьезных поводов, - злобно зашипела в ответ бабушка, с хлестким звоном приземляя бокал на поверхность столика, - сколько раз мы говорили об этом? Тупица. Почему ты вообще в таком виде на улице появился, считай, почти, в магическом плане, голый?

[indent] Чарли бросил туманный взгляд на дверной проём. Не говорить же действительную причину того, что из дома он выперся с абсолютно пустыми руками? Проследив за его взглядом с удивленным выражением лица, Бонни присвистнула.

[indent] — Да неужели поругались? Не верю!

[indent] — Нет-нет-нет, не ругались, ты что! - «мы никогда не ругаемся» - подумал недовольно про себя Дэвенпорт, которому даже подобное предположение было не по вкусу, - Я взял слишком много работы на этой неделе. Забыл про лекарства. Был рассеян. Сам виноват, - ответил, он наблюдая, как выговорившись, бабушка снова откидывается на спинку кресла и закуривает.

[indent] — В общем, повёл себя как полный кретин, да к тому же, со склонностями к суициду, - фыркнула Бонни, взглянув укоризненно из-за окутавшего её облака сизого дыма.

[indent] Йохан тянет Чарли за собой, не в силах просто так оборвать связь с его ладонью. Необходимость спуститься на первый этаж и отдать родного брата в тощие, старые пальцы озлобленной вчерашними событиями бабушки, застряла в горле, будто бы отвратительная травяная таблетка. Йохан облизывает губы, надеясь слизать с них этот мерзкий привкус терпкого утра, так и манящего свалиться в постель обратно, и, даже опускаясь за телефоном, лежащим на зарядке возле кровати, он не освобождает чужой, всегда нежной, но погрубевшей от минувшей ночи руки. Чарльз оглаживает братскую ладонь, и Йохан, будто прикорнувший домашний кот, щурит глаза, когда кончики чарльзовских пальцев проходят меж его костяшками, поднимая по всей руке приятную легкую дрожь. Йохан улыбается, кое-как сбрасывая провода из разъема телефона и пряча его в задний карман черных джинс, задерживая вторую руку — почти обездвиженную посеревшую корягу — возле талии младшего, с совсем небольшой силой прижимая за нее ближе.

[indent] Йохану вдруг приходит в голову мысль о том, что, в отличие от прошедшей недели, «сегодня» обещает быть замечательным. Пока Элизабет будет отвлечена собравшимися на террасе родственниками, они с Чарли будут вместе.
[indent] Весь день.
[indent] На чердаке.

Звучит, как мечта одержимого, — судя по отсутствию сопровождающего шума, Оробас не двигается. Вероятно, лежит в предвкушении домашней ссоры между бабушкой и Чарли.

[indent] — Ооо, мой милый, — Йохан целует чарльзову ладонь, — я рад, что все это обошло тебя стороной, и ты понятия не имел, что творится в нашей школе. Я бы посыпал себе голову пеплом, если бы ты стал из-за меня переживать в том возрасте. Проще говоря, ты был совсем цветочком для того, чтобы знать, как я проводил свой досуг.

[indent] Голос Бонни достигает ушей близнецов быстрее, чем они успевают смириться с тем, что рано или поздно между их ладонями появится расстояние. Йохан сжимает чужие пальцы кончиками своих и держится за них со столь жалобным лицом, что Чарльзу могло бы показаться, будто старшего брата он видит в последний раз. Бонни беспардонно рушит границы личной жизни своего любимого внука даже во время собственного сна (если Йохан не ошибается), заглядывая в минувшие дни и подсчитывая, сколько раз Чарли мог случайно погибнуть. Йохан не в первый раз спрашивает себя: права на личные воспоминания в викканстве не практикуются, или бабка вновь ебала все, у чего есть дыры? Однако, снова взвесив чашу весов в пользу последнего варианта, он все же отпускает родную ладонь младшего близнеца и, с обмазанным досадой лицом, понуро заглядывает тому в глаза.

[indent] Йохан красноречиво взвывает; воет так, как привыкли мычать Дэвенпорты, показывая свое недовольство. На его собственной кровати, на которой он практически никогда не спит, уже несколько дней лежит охристый рюкзак, набитый исписанными и изрисованными блокнотами, что Йохан берет с собой практически при каждом выходе из дома. Набросив его на себя три дня назад, он вышел на улицу в поисках бежавшего из России старого вампира, но, вернувшись, сбросил с плеч и больше не прикасался. Значит, помимо личного набора макулатуры, во внутреннем кармане рюкзака все еще должны лежать портативка, провода от нее, наушники, парочка седативных препаратов и таблетки против головной боли; Йохан решает, что соберет остальное после того, как сделает бутерброды, и стремительно проскальзывает к двери.

[indent] — Окей. — Он цепляется за угол шкафа, прикладываясь к нему лопатками. Холодные стенки остужают спину, и даже мысли после глубокого вздоха и табуна мурашек на пояснице встают в полный порядок. — Чем быстрее мы окажемся в машине, тем скорее я снова смогу обнять тебя. — Перед тем, как покинуть комнату, Йохан замирает в проеме, отправляя Чарли воздушный поцелуй.

[indent] Первый этаж встречает ослепительным светом с гостиной, играющим на текстуре паркета зеленью и оливками. На камелопардовых — таких нежных розово-коричневых — разводах дерева на полу, будто бы в разбитом зеркале, отражаются самые разные оттенки зеленого, повторяющие латунные листья и лимонные лепестки, разбросанные по дому густыми оазисами. Эти острова собираются из длиннолистых папоротников, ярких драцен, фикусов Бенджамина и разного сорта пальм, по мнению Йохана, не достаточно ухоженных для гармонии с остальными (если честно, Йохану просто не нравятся пальмы). Его любимые из растений — лианы, одна из которых уже давно обвила черное дерево камина, висят зарослями вокруг обеденного стола, переплетаясь с затертыми рыжими рамами висящих на стенах картин. Доставая из холодильника колбасу и сыр, Йохан щупает продукты практически наугад, не в силах оторвать взгляд от флуоресцентных краев окна, отливающих на раме тени уличных деревьев темным буро-зеленым, и почти роняет на пол доску, когда снимает ту с маленького крючка возле раковины.

[indent] — В избе, нынче, утро недоброе выдалось? — С пренебрежительной аккуратностью, будто остерегаясь сдунуть своим дыханием остатки чужого нормального настроения, Йохан смотрит в бабушкины глаза. В них — собранное со всего мира презрение, адресованное стоящей рядом Элизабет, что давится ядом, ровно от отчаяния вцепившаяся в собственный хвост гадюка. — Ба, сигаретой не поделишься? — Йохан тихо сам себе улыбается, полый радости от испорченного для его матери дня, и принимает из рук бабушки никотиновый сверток с особенным азартом, словно выискивая способ поднасрать Элизабет еще больше.

[indent] Чарли спускается в гостиную в тот момент, когда Йохан уже подкуривает себе сигарету и с наигранно деловым видом вынимает из подставки нож. Последний сидит в руке чересчур нелепо — Йохан режет левой, будто бы обмороженной, рукой совершенно кривые кусочки колбасы, не сильно узкие сверху, но некрасиво толстые к низу. Края долек остаются такими порванными, если бы кто-то пытался нарезать палку колбасы пальцами, но Дэвенпорт, с упорством ребенка, который только учится ходить, режет дальше, гипнотизируя гладкую поверхность колбасы, в надежде на снисхождение способностей амбидекстрии. Лезвие ножа срывается, и Йохан стучит им по доске с особенно громким шумом; точно бы приняв стук за звон гонга в начале поединка, Бонни срывается на Чарли, начиная сетовать о проебанных уроках самозащиты, и Йохан литературно вздыхает, смыкая голодные губы на самом изуродованном кусочке колбасы.

[indent] — The world is closing in, — перебивая монотонное брюзжание бабушки, Йохан напивает себе под нос одну из любимых песен Скорпионов в надежде пропустить мимо ушей обрушенный на младшего брата негатив.

[indent] Йохан мог бы сказать, что Чарли поступил правильно. Йохан мог бы перевести свое внимание на себя и доказать Бонни, что склады, на которых развернулись вчерашние события — не лучшее место для спиритического сеанса и фанатской встречи с Триединой Богиней. Принимая во внимание то, что на подобный мастер-класс могло сбежаться около двух десятков сногсшибательно подготовленных бойцов, часть из которых с равным шансом может причислить себя к потомкам Гулльвейг или Бриджет Бишоп, к появлению Йохана, его младшего близнеца бы уже перевозили в разделочный цех свежемороженой рыбы родом из вод Атлантического океана. Вспоминая внушительные таланты работающих на Ричи одичалых оборотней, Йохан чувствует пробегающий по спине острый холодок и отказывается воображать, как бы поступили с его любимым братом эти сутулые собаки при первой попытке Чарли обсыпать их виккантскими блесками. В какую только пленку — с пентаграммами или амарантово-пурпурными пони — минувшую ситуацию не обворачивай, убить кого-то вчера руками младшего Дэвенпорта было равноценно тому, чтобы осознанно засунуть палец в пчелиное гнездо.

[indent] — Did you ever think that we could be so close, like brothers? The future's in the air, — Йохан вынимает пакет с хлебом и молча отдает честь тому, кто купил уже заочно нарезанный батон. — I can feel it everywhere blowing with the wind of change*.

[indent] Допустим, что Чарли смог бы убить или обезоружить более десяти человек, узнать, как выбраться со склада, избавиться от преследователей и добраться до дома целым и невредимым. (Йохан небрежно давит на сыр левой ладонью, и тот сжимается под давлением, как слегка подтаявшее масло.) Однако, это не избавило бы его от других проблем, которые, если бы не перелегли на плечи Йохана в двойном размере, то настигли бы Чарльза у порога его дома на следующий день.

[indent] Йохан аккуратно складывает бутерброды друг на друга и оставляет лежать на столешнице, убирая оставшиеся продукты обратно в холодильник. Поставив чайник на плиту, он достает с полки кружки и выходит с кухни в гостиную.

[indent] — Боюсь, что наша Баба Ягишна бы некрасиво охуела, наколдуй братик Чарли летальный исход парочке друзей Рояла. — Йохан слегка улыбается в конце чужого диалога и, накренив голову, медленно выдыхает последний сигаретный дым. Он тушит сигарету о бинты на своей раненной руке и кидает красиво летящий через половину комнаты бычок в раковину. — Я понимаю, что ты считаешь годы тренировок зря выброшенными на помойку, но поверь мне, как человеку, который знает тех крепких орешков с десяти лет: убей Чарли хоть кого-нибудь, они спустили бы с него кожу, как китайцы с кобры на Цисицзе.

[indent] Йохан касается чарльзовских волос и скользит пальцами к его шее, нежно цепляя пряди волос у затылка. Он пускает ладонь под клетчатую рубашку, сминая чужие плечи в надежде расслабить или хотя бы сделать Чарли немного приятно.

[indent] — Или спустили бы у него кровь, смешали с дорогим шотландским виски и смаковали, будто бы на том пляже из «Сумерек». Я слышал, что вампиры так делают, — Йохан пожимает плечами, смотря Бонни в лицо. — Короче, вчера Чарли правильно сделал. Но я согласен с тобой, что моему брату стоило бы уметь пользоваться всеми примочками, которые ты ему показываешь, — Йохан заглядывает младшему Дэвенпорту в глаза, продолжая делать тому легкий массаж плеч. — Убивать вчера никого не нужно было, но пока я «мирно» беседовал со своими «старыми друзьями», выбраться и свалить подальше ты, в принципе мог, Чарльз.

[indent] Йохан целует Чарли в макушку и отходит на пару шагов назад, готовый вернуться на второй этаж.

[indent] — Уберешь бутерброды в свою авоську, или как ее там? Я пока соберу рюкзак. — Он оборачивается к Бонни. — Где метлу-то припарковала, Егибоба?

[indent] Чарли — будто бы воспоминание в самой глубине памяти (пустившее нескончаемые корни, жадно въевшиеся в спину и навязчиво напоминающие о себе пульсацией при нехватке воды), к которому возвращает каждый раз, когда туман рассеивается, освобождая рассудок. Чарли как самое лучшее воспоминание, вызывающее на лице непроизвольную улыбку, которую не хочется скрывать перед случайными прохожими или прикрывать за столом ладонью, когда вокруг тебя серьезные люди. Оно же — с тонкой, но до неподъемной массы сжатой ноткой ностальгии, когда ты нежно оберегаешь его в своей памяти, но также болезненно терпишь ноющее на самых подкорках сердце. Чарли — это безутешное счастье и бесподобное, неописуемое чувство постоянной необходимости думать о нем и чувствовать обратное к себе, но в то же время оскаленно держась за собственные ребра в надежде сжать их с такой силой, чтобы эта нудная и неспокойная сосудистая боль унялась физической; погрязла за тупыми ноющими тканями жалкого людского тела столь неминуемо, как тонет под лавиной северных гор кричащий пустынным днем человек. Чарли изнежен братской любовью как садоводом тепличный цветок, и Йохан повсюду таскает за собой эту теплицу, чтобы не дай бог его комнатного брата не простудило из открытого настежь окна; Йохан бережет близнеца, будто бы что-то запредельно святое, и он молится ему, как подле алтаря: целует запястья, трется о его щеки, припадает к ногам и носит на руках, словно самое хрупкое существо на этой злободневной планете. Йохан трепетно облизывает с собственных губ его имя
[indent]  [indent]  [indent]  [indent] чарли
[indent]  [indent]  [indent] ( я люблю тебя сильнее, чем солнце стремится кормить эту планету теплом )
[indent]  [indent] и забывает обо всем, что было до того, как его взгляд снова поймал живой силуэт своей потрясающей, ничем не изуродованной копии, а сознание не заблудилось между словами, набранными в сетевом сообщении, и признаниями в любви, выпаленными наизусть в спешке, будто обжигающими улыбку, которую Йохан прячет в чужой шее перед сном.

[indent] Йохана настигает одно неисповедимо страшное слово, в мгновение внушающее ему холодящий ужас и необъяснимую злость. Как леденит душу мерзлая вода, появления которой не ожидаешь, стоя под душем, так всего одно никчемное, вырванное из контекста слово ломает все надежды на хорошее (безнадежное внутри кричит, что сказочное) будущее, которое снится в лучших снах и разбивается в кошмарах. Все одно чертово слово, и Йохана дергает как под струей кипятка: на ушах надоедливым, безобразным эхом по б е с к о н е ч н о долгим слогам растягивается блядское «це-ли
[indent]  [indent]  [indent] -бат», и Йохан сжимается в плечах то ли от холода, то ли от боли, оборачиваясь к Чарли с полным непонимания взглядом-
[indent] он старается выглядеть чуть менее явственно возмущенным, но смотрит то на брата, то на бабушку глазами запертого за плотными прутьями кота, до чьей клетки медленно, пожирая все на своем пути, добирается бедственный пожар.

[indent] Йохан жалобно скулит, когда Чарли отвечает Бонни с большей вероятностью на согласие, и делает это так громко, что слышно становится всем. Поймав на себе взгляд бабушки, он не спешит объясниться: старая ведьма и без подсказок знает, в чем дело — догадалась еще годами ранее по жалобным взглядам в спину младшего, когда тот, не задумываясь о подтексте поцелуев в его плечи, отвлекался на чужие разговоры; когда Чарли, не подозревая, с какими чувствами Йохан говорил, что «любит сильнее, чем родного брата», с беспечно счастливой улыбкой отвечал, что чувствует то же самое.

[indent] А ведь все вокруг видели, что чувства братьев далеко разные.

[indent] Все, кроме Чарли, на которого Йохан смотрит отчаянно, будто бы в последний раз: казалось бы, как можно не догадаться о такой преданно больной любви, когда твой близнец пускается в тоскливый скулеж при твоих откровенных мыслях о целибате, но Чарли не был бы собой, если бы догадался.

[indent] Йохан не был бы собой, если бы не глянул безотрадно напоследок в любимые глаза, чтобы потом трусливо уйти в свою комнату, так ничего и не объяснив (потому что страшно).

[indent] Это не мое, оно чужое. Уберите, не хочу.

[indent] — Я скоро вернусь, — Йохан в спешке поднимается по лестнице, чтобы не слышать продолжения неприятного разговора; переждать наверху, взаперти стен своей комнаты, собирая остатки вещей и позволить демонам внутри без умолку говорить, чтобы ни одно слово с чужого диалога не смело коснуться его ушей.

[indent] Убедившись, что он вряд ли понадобится кому-либо из родителей («ахахаха, разве ты когда-то мог им пригодиться», — завали ебало, Сиире, меня могут хотя бы попросить перетащить сумки), у самой двери он выпускает демонов на волю. Он приказывает им говорить так громко, чтобы мысли спутывались с чужими словами и воплями, превращаясь в одно сплошное монотонное полотно из несобранных воедино предложений; чтобы уши гудели от неразборчивого шума, и словно застрявший посреди трассы Йохан не позволил себе думать, что совсем скоро Чарли сломает самую малую надежду на то, что они когда-нибудь будут-

Какой дурацкий желтый цвет, отвратительно. —
Ты лучше способа приебаться не нашел? —
Кто вообще придумал лепить на рюкзаки эти круглые штуки! —

[indent] - вместе — как одно целое, о чем Йохан тепло, но болезненно грезит; как то, к чему возвращает его каждый раз, как они остаются под общим одеялом, и Йохан обволакивает брата в свои объятия, будто бы вода брошенный в нее камень.

Помнишь, мы читали «Колыбельную»? Ты когда-нибудь задумывался о цвете волос Карла? —
А ты задумывался, как могло бы все сложиться, если бы Карла в «Ходячих» не убили?? —

[indent] Всего на секунду.
[indent] НЕНАВИЖУ СЦЕНАРИСТОВ
[indent] Пидорасы, лучше бы вы убили Рика!
[indent] Секунда проходит, а с ней — спокойствие.

[indent] Йохан укладывает в рюкзак сменную на ночь одежу: серую, до неприятного скатанную футболку и пятилетние спортивные штаны — седьмое место по рекордному сроку долговечности его одежды. Многое из гардероба рвется и летит на улицу в первые полгода своей жизни вне магазина, цепляясь о заборы, оставляя клоки между колючей проволокой и забываясь между притонами, лесными кострами и взломанными супермаркетами. А Чарли… Чарли столь аккуратен и так утончен, что Йохан отражает в себе его движения и естество литературными тропами; Чарли неповторимо прекрасен собой, и Йохан утомительно хнычет о мысли, что все может прервать какой-то глупый обет-

Элизабет снова будет гнусно ворчать, если сядет сзади. —
Она будет ворчать даже если сядет спереди — неминуемая херня. —

Хм, а если опустить кусок хлеба в воду, он заплесневеет с водой или вообще нет? —

[indent] Убрав с собой ноутбук и зарядку, он трамбует все над одеждой, не в силах вспомнить, думал ли Чарли, в чем будет спать у Бонни дома. На всякий случай, он подбирает с полок опрятно сложенную пижаму и кладет поверх всего в, вероятно, бездонный охровый рюкзак, не забывая для брата ни сменных носков, ни теплого кардигана на случай вечерней прогулки.

Надеюсь, они взяли к мясу базилик? —
Кто бы о нас подумал, дорогуша! —
Как долго нужно прожигать линолеум спичкой, чтобы он воспалился огнем? —

А Элизабет сдохнет, если ее запереть в церкви? —
Ты же сатанист. —
Да блять… —

[indent] Йохан опускается на пол возле кровати и с меланхолической гримасой обнимает свои колени, пряча меж ними нос.

[indent] Ребята, вы совсем не помогаете.

Как долго Капитан Америка сможет не выражаться, если заставить его резать на макете пятьсот окошек три на пять миллиметров из твердого картона? —

[indent] Хотя про базилик, все же, было верно подмечено.

[indent] Забота о нем так привычна, сколь легко Йохан ходит по земле, не задумываясь об этом. Каждый раз он ловит себя на мысли, что его любовь превращается в неестественную одержимость, которую стоит контролировать хотя бы ради того, чтобы не ограничивать ею Чарли. Пока он просыпается с мыслью о собственном брате и засыпает в его объятиях, покоя не дает почти каждая минута, не наполненная друзьями или развлечениями — Йохан мается в ожидании встречи с близнецом, прокручивает в голове его образы и раз за разом снимает с экрана телефона блокировку в надежде, что Чарли набирает в сети сообщение. Он нездоров, и он не сопротивляется, не понимая смысла идти против того, с чем ему не совладать. Йохан по-своему зависим от младшего брата, и как планета не должна сходить со своей орбиты, так он не способен прожить и дня без малейшего ощущения своего Чарли.

[indent] Хотя бы короткой строчкой в мессенджере. Хотя бы «я в порядке», брошенном просто для того, чтобы Йохан не беспокоился.

[indent] Целибат — самое худшее, что может случиться в его, йохановой, жизни.
[indent] Конец всему: любви, надежде, поцелуям.

[indent] Йохан выходит из дома, совсем легко одетый — в безразмерной черной футболке и обтягивающих ноги брюках, зато спрятавшись от палящих лучей солнца под кожаной кепкой и в пестрых кроссовках, под которыми в свете ясного дня отлично видны розовые носки с котенком Чи. Он подходит к Чарли, и убирав прядь его волос за ухо, нежно ведет по щеке ладонью, с улыбкой прослеживая движения собственных пальцев.

[indent] — Даже невыспавшийся и уставший, ты у меня такой прекрасно-красивый, — ласково поцеловав брата в нос,  Йохан прижимает его собой к машине и, не давая пути отступления, опирается по обе чарльзовы стороны ладонями на капот. — Я взял тебе пижамку, — он ложится головой Чарли на плечо, смотря в его шею обедневшими глазами, — интересно, что громче, я или мой желудок? Meeeeh, — Йохан мычит, поднимая голову и поправляя на себе кепку. — Сейчас должен прибежать Саймон и повторить мои изнывания. Ты оставил собакам еды? Нас же не будет больше суток.

[indent] Когда все выходят из дома, Йохан оставляет в багажнике рюкзак и уводит младшего за руку в машину. Он просит Чарли сесть к окну и, дождавшись, пока брат усядется, ложится тому на колени, разваливаясь почти на весь задний салон. Элизабет, заглянувшую на заднее сидение, он прогоняет своими ногами, ворча, что его «слабое сердце не выдержит контакта со злобной кикиморой», и позже складирует ноги на отца, который, не слишком довольный таким финалом, первые пять минут тщетно старается сбросить сына с себя.

Насколько сильно будут удивлены все в машине, если воткнуть нож в спину Элизабет прямо сейчас? —
[indent] Да все, блять, хватит, уходите из моей головы со своими тупыми вопросами!

[indent] — Нет, что ты, я вижу такого же прекрасного мальчика, который по обычаю просыпается в моих объятиях. — Йохан вплетает пальцы в мягкие волосы на затылке брата, чуть массажируя его шею. — Подумаешь, пара синяков. Можно представить, девушки с фиолетовыми тенями выглядят не точно также, — он улыбается, опуская ладонь к чарльзовой талии и запуская ее под ремень средним и безымянным пальцем. — Зачем ты так густо оделся? Спаришься же, — Йохан отгибает ремень на чужой талии, почти выпуская наружу заправленную водолазку, но внезапно оставляет затею позади, когда Бонни пугает своим появлением из-за спины. Он же, трусуя следом за младшим и юрко ныряя внутрь машины, чтобы занять свое почетное место на коленях брата, причитает, что «я был бы готов всю жизнь быть запертым наедине со своим Чарли, если бы не вы, гадкие родственники».

[indent] Чарльз.

[indent] Чарльз

[indent] Чарльз

[indent] Каждой буквой смакуя, будто бы долькой молочного шоколада, тающей на языке, Йохан вновь и вновь повторяет любимое имя.

[indent] Чарльз.

[indent] Так тихо, что звук щелчка зажигалки в руках матери можно было бы назвать криком. Так нежно, что с йохановских сухих губ на чарльзовой ладони остаются мягкие влажные следы, которые не сотрутся любой тканью, въевшиеся под кожу невидимыми чернилами.
[indent]  [indent] Я люблю тебя.

[indent] Йохан елозит ногами по отцовским коленям, но не привлекает внимание: Джеффри искренне увлечен разводами облаков по сплошному полотну голубого неба, шелком отражающего солнечные лучи на изгибах собственной поверхности. Птицы с ясным воплем рассекают воздушную скатерть над головами всех, кто привык ездить и ползать (Йохан бросает взгляд на распахнувшиеся крылья неизвестной птицы — она такая темная в атакующем свете солнца, застрявшая меж двух перистых облаков. Они кажутся столь близкими к земле, сколько до них возможно было бы достать вытянутой рукой, будь ты чуть выше бегущей по полю лошади). Птица, словно зависший бот с не до конца прописанной программой, все еще не может найти выход из парового лабиринта, сгустившегося вокруг нее на высоте десятка метров от машины. Йохан вытягивает руку к окну и мажет пальцами по стеклу, пытаясь схватить в ладонь ни о чем не подозревающую полевую лошадку.

[indent] Этой лошади не знакомо чувство полета. Правильно было бы считать, что и Йохану оно не знакомо тоже; но пальцы младшего брата касаются его виска совершенно невзначай, и сознание воспринимает все на свой счет. Ноги отнимаются, переставая чувствовать под собой колени отца, и грудь вздымается, полностью пропуская через себя воздух; мозг жмет на спусковой крючок и хлещет кислород большими глотками, вызывая головокружение и вынуждая закрыть как заново сонные глаза:

[indent] Сейчас здесь нет ничего, кроме невесомости и-
[indent]  [indent] (плач потерявшейся птицы разрывает реальность со сном)

[indent]  [indent] -тепло чарльзового тела греет где-то изнутри; Йохан чувствует себя будто бы под одеялом — накрытый простыней внимания и любви, он нехотя открывает глаза, осознавая, что задремал.

[indent] — Там была лошадь. — Йохан гладит чарльзову ладонь от запястья до кончика указательного пальца. — Белая в серое пятно лошадь.

[indent] А Джеффри все еще безустально смотрит в окно: кажется, он не может оторвать взгляд от облаков. Наверное там, в душных кабинетах огромной клиники, где все белым по белому и пахнет медикаментами, в его бесконечных коридорах и наполненных стерильностью палатах нет места облакам. Наверное, отец заглядывает в камеры наблюдения и приветливо машет облаченной в голубую перчатку ладонью (голубой не как небо; голубой как плитка десять на десять сантиметров, небрежной кладкой по полу лаборантской и туалетов; голубой как халаты интернов и полиэтиленовая пачка от носика шприца, которую приходится менять с каждым новым пациентом). Машет и надеется, что все вокруг — совсем не его жизнь; надеется, что он попал в глупое реалити-шоу, но так вжился в роль, что позабыл о правде. Наверное, Джеффри ненавидит свою жену и ненавидит детей, но не помнит ни о том, ни о другом, всего-навсего зашитый в этом нескончаемом колесе «работа – деньги – дом», где от первого дня года до последнего числа, что есть еще смысл прожить, сутки расписаны по часам, и нет ни минуты на ненависть.
[indent] И собственных детей.

[indent] Йохану льстит занятость. Йохан свободен по диагнозу и болен отсутствием рамок: зверя можно запереть в клетке, но разум зверя не подчинить. Йохан не может себе представить силу, способную подавить в человеке свободу настолько сильно, чтобы вся его жизнь превратилась в сплошное служение понятием «семьи» и «работы».

[indent] Если семья убивает человека — она не нужна.

[indent] Сейчас Джеффри смотрит в небо так, словно видит его впервые: от его работы там, разве что, ебанная стерильность. Всю чистоту портят ноги его сына, складируемые на вельветовых полу-классических шортах, подправленных строгим ремнем из графитовой, и не жаль, что искусственной, кожи («Черт возьми, Йохан, хватит дергать меня»), но Йохан не перестанет донимать отца, сколько бы Джеффри его об этом не просил. На данную минуту, отец много мечтает об отвлеченных вещах, и его сыну это не нравится (ты будешь видеть и чувствовать весь густой воздух, токсично заряженный в этой машине. Ты тоже приложил к этому руку. Я не позволю тебе спрятаться в домике), поэтому, пока один из младших Дэвенпортов устало разглядывает собственный туман в голове, другой по-детски ерзает ногами на отце, лежа головой у талии дремлющего близнеца.

[indent] Лошади за окном уже давным-давно нет, но только одному Йохану не известно, что парнокопытных гостей за окном с самого начала дороги и не существовало. Галлюцинации, смешанные со сном, будто бы ядреный коктейль, выдуманный из того, что осталось со вписочной ночи в роковые пятнадцать, покрывает реальность коркой подстывшей молочной пленки. Молоко — оно теплое и согревающее, разморило Йохана сильнее любого алкоголя, полосуя по внутренним стенкам горла душным внутрисалонным воздухом; привычный коктейль из мора почти успевает заново забрать себе остатки йохановского рассудка, но молочную пленочку Чарльз снимает легким сжатием чужой ладони в своей, нежной и отчего-то постоянно мягкой, будто бы пропитанной кремом женской молодой ручонке.

[indent] В какой-то момент Йохану удается позабыть о Джеффри и отвернуться от Чарли к переднему сидению, невольно пробудив младшего неуемной головой по его коленкам. Он переплетает свои пальцы с пальцами брата, но тут же решает, что одной пары рук ему недостаточно — поднимая вторую ладонь, он обнимает обеими чарльзову как две лопасти раковины жемчужину; он прижимает ее внутренней стороной к губам (со всеми чувствительными на прикосновения окончаниями, расплетенными капиллярами, словно по непредсказуемым ветвям листья) и, ощущая на себе, будто бы время вокруг разом остановилось, касается губами середины ладони снова,
[indent] и снова

[indent] _и снова, целуя раз за разом чувствительнее, с милым хлюпом губ, влажно отцепляющихся от циннвальдитовой кожи брата.

[indent] Йохан, будучи на месте Чарли, сразу бы воспринял такой жест за интимность — казалось бы, простой поцелуй в ладонь, но эти двое — братья-близнецы, а размягченные от поцелуев йохановские губы непоколебимо ласкают чужую ладонь с нежностью котенка, облизывающего с пальцев хозяина молоко.

[indent] Джеффри смотрит, как Йохан продолжает играть в преданного животного на коленях его младшего сына у рук, само собой обхватывающих щеки Йохана. Джеффри, где-то внутри себя обезумевши, но снаружи оставаясь неизменно увлеченным голубым небом, надеется, что все это ему показалось, как показалась Йохану лошадь, беспечно бегущая в скорость их мини-купера. Однако, последний довольно улыбается и покрывает поцелуями чарльзовы пальцы, почти мурлыкая губами меж указательным и большим и трогая губами родинку (может, привиделось?) на сгибе безымянного, подобно слуге, целующему перстень короля. Йохан, расплываясь в улыбке и, всего на секунду пробегая зрачками над медово-бурыми волосами отца, щекотно, но продолжительно, так стараясь растянуть секунды, словно они последние, касается нижней губой основания мизинца, следуя вверх и смыкая губы на самой подушечке.

[indent] Джеффри невольно хмурится, как будто почуяв запах канализации по дороге.

чарли, милый, не отказывайся от меня

[indent] Но Джеффри отворачивается; пытаться угадать, что там у этого Йохана на уме — разве оно ему надо? Йохан с детства и всегда был сам по себе, гоняя за собой Чарли, как ручного зверька: Джеффри думает, что и воспитать его под себя Йохану могло быть отнюдь не трудно. Старший близнец в семье как Дьявол у христиан — воплощение всех собственных грехов, на фоне которого они сами казались бы лучше и краше. Йохан и не против: достаточно сделать хороший поступок, как по всем мгновенно пробегает неприязненный холодок — «с какой это стати чудовище отходит от своих пакостных дел? Видать, задумал неладное. Видать, он и Чарльза «любит» лишь для того, чтобы чуть позже ему с фейерверком и конфетти испортить жизнь, вырвав как тепличный цветок вместе с корнем».

[indent] Йохану смешно и грустно одновременно, но его счастье, что Чарльз так не думает.

[indent] — Я люблю тебя, — перевернувшись на спину, Йохан протягивает одну руку к скуксившемуся ото сна лицу Чарли, оглаживая его щеку медленным движением указательного пальца туда-сюда. — Только тебя одного.

[indent] В глазах Йохана — отражение собственной чарльзовской любви, о которой он еще не догадывается. Но: расширенные зрачки, почти полностью скрывшие радужку, следят за каждым движением мышц чужого лица с непрерывным вниманием, с которым кошка смотрит за шевелящейся травой; Йохан старается уследить за взаимностью в мимике брата, но каждый раз увлекается настолько, что спускает собственные руки с цепи. Он смотрит преданно и неизмеримо любовно, словно стоит с Чарли подле алтаря, не выпуская из своих рук его щеки, проводя пальцем по нижней чарльзовой губе и надавливая а нее так, будто бы сейчас привстанет за своим поцелуем.

[indent] Конечно же: это невозможно, и Дэвенпорт понуро опускает взгляд к талии брата, обхватывая ее обеими руками и пряча в чужой рубашке нос.

[indent] Я хочу быть с тобой, Чарли.
[indent] ( Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ )

[indent] От внутренних переживаний Йохана отвлекла резкая смена обстановки — загородный дом Бонни явился в окнах небольшой неожиданностью. Выходить из машины прямо сейчас не хотелось, ведь Дэвенпорт только нащупал чужую талию под двойным слоем одежды (господи, Чарльз, зачем?), как машина дернулась в остановочном жесте, вынуждая покинуть салон.

[indent] На улице солнце встретило Йохана жалящими лучами света, от которых ему хотелось срочно и без остановки бежать — на чердак или еще дальше, насколько это возможно, чтобы оно не смогло догнать его даже остатками лучей сквозь окна по домашнему ламинату. Кепка безжалостно нагревалась и мало спасала от света, но Йохан отказывался ее снимать, чтобы суметь спрятать под ней недовольное всем ажиотажем лицо.

[indent] Чарли настигает его быстро, притягивая к себе за талию, и Йохан реагирует для самого себя непривычно: хватает руки брата в позе, точь-в-точь с той, в которой танцуют вальс, но быстро расслабляется, опуская их руки к бедрам. Между морганием и улыбкой, он переплетает пальцы брата со своими и оставляет меж их лиц меньше десятка сантиметров, чтобы от взгляда своего брата Чарли не удалось никуда сбежать.

«Прошу, скажи мне, что ты всегда будешь со мной. Сегодня, завтра, послезавтра».

[indent] Он сминает ладонь на чужой талии, вновь по привычке залезая под чужой ремень.

[indent] — Ты отгони машину, а я схожу налить тебе воды, чтобы ты выпил таблетки? — Йохан улыбается, когда Чарли целует его лицо: такой весь светлый и радостный, младший близнец казался ему чем-то превосходящим всякие возможности любого другого человека быть прекрасным. Йохан рассекает его волосы пальцами, вороша их, будто бы загривок собаки, и целует в ответ у виска, после прижимая к себе крепче прежнего. — Я скоро вернусь. Потом мы можем убежать куда угодно, лишь бы нас с тобой никто не нашел.

[indent] Лицо Чарли непростительно близко, и Йохан, кажется, забывает, как дышать.

[indent] Его память все еще заперта там, в машине, когда несколько минут назад чужие пальцы оставляли на его лице следы, что до сих пор метафизически ощутимы стройными, мягкими тропами от чувствительных корней волос за ушами до уголков йохановских губ (они заметно были приподняты в предвкушении необходимой ласки, когда чарльзовы глаза блеснули его фирменной молочно-мятной нежностью). Йохан закрывает глаза: кожа на щеках горит приятным кипятком, как по продрогшему в холоде телу; это отнюдь не смущение — под опущенными веками на бесконечно черной синеве или прямо перед глазами на пейзаже цветочного сада, где рододендроны свисают над кустами ежевики, чарльзово лицо не покидает взгляда своего брата, чтобы тот с собой ни делал. Так тщетна каждая попытка растереть глаза до красноватых ожогов и надавить на виски, обволакивая разум в бодрящие от фантазий острые боли, и Йохан почти хнычет, когда на глазах, как наяву, появляется вновь обожаемое лицо. Чарли отблескивает перламутровыми царапинами на пленке и остается световыми пятнами на обратной стороне век, если закрыть глаза; старший ворошит совсем недавние воспоминания, в которых его губы оставались на чужой ладони гибкими следами, и чарльзовы щеки горели, словно с улиц их долго, но ласково обдувал беспощадный зимний ветер.

[indent] Дыхание младшего брата — увесистое, терпковато-мягкое с ароматом ментоловой зубной пасты, и его вкус Йохан имеет возможность распробовать с остатков на собственном нёбе. Он с силой сжимает в ладонях перила, слизывая осадок кончиком языка и чувствуя, как острой любовью рвет его собственное сердце.

[indent] Йохан не может заставить себя выбросить чужое лицо из головы.

[indent] Больная помешанность на своем близнеце оставляет на йохановских артериях маленькие зазубрины от солнечного сплетения и в сторону мозга, где маленькие сигналы надоедливо верещат: «тебе нужен Чарли».

[indent] «необходим в твоих обласканных его же губами руках»

[indent]  [indent] «больше»

[indent]  [indent]  [indent] «БОЛЬШЕ»

[indent] Собственные веки стараются сморгнуть навязчивые мысли, будто запнувшуюся о склеру мошку, но застревают в ржавых, скрипящих как старые кости створках. Йохан с закрытыми глазами стоит возле заднего входа в бабушкин дом, опираясь спиной на изгородь; черная изношенная футболка, глупо зацепившись за необработанный сучок резной колонны, пропускает под собой струи свежего ветра, что бесполезно остаются незамеченными бесчувственной кожей на пояснице (она также помнит горячие капли чарльзовых прикосновений под тканью, когда кое-кто лежал на его онемевших коленях и мурлыкал подле живота что-то о любви). Собственные мысли вяжутся в незнакомый ранее неразборчивый сумбур, откуда Йохан пальцами вылавливает непонятные желейные картинки, рисованные перед глазами с обязательным участием очаровательного близнеца. В сознании только лишь любимый Чарли-

[indent]  [indent] -и ничто не позволяет понять, отчего в последние дни необходимость во взаимности возрастает в необъяснимом объеме, и Йохан вынужден обрубать позывы, заключая руки в замки, лишь бы не вытворить что-то пугающее, тем самым оттолкнув от себя брата.

[indent] Так невыносимо, Чарли.

[indent] Хотелось бы сказать тебе все прямо, и ведь знаю: ты не убежишь, не бросишь меня все равно, но так страшно, брат! Так страшно!

[indent] Чарли же в последнее дни — поразительно странный, и Йохан боится надеяться на что-то, имея возможность не оправдать собственных надежд. А если… начинает думать достаточно привычно, но вот уже чарльзова щенячья улыбка, и Йохан сломлен, будто одинокий мак, случайно зацветший в холодном лесу.

[indent] Йохан касается краешка рта, дрожащим пальцем стараясь ощутить послевкусие чужих губ — такое хрупкое, готовое исчезнуть вот-вот, достаточно только отвлечься на что-то из окружающего мира. Он ведет пальцем ближе к краешку, надеясь унять прикосновением весь жар от воспоминаний, как Чарли еще несколько минут назад случайно задел мягкую розоватую плоть (случайно разжег в старшем брате все чувства, что он так старательно прятал по клеткам вблизи младшего, хоть бы не выпустить стаей оголодавших гиен свою болезненную привязанность; раненным броситься к человеку, готовому приютить зверя у себя на ночь). Как это все жалко! Непростительно, непростительно жалко! — Йохан ругает самого себя, вжимая, как испуганная черепаха, в свое тело размявшиеся от внутреннего тепла руки и застывшую в онемении шею. В секунду его кожа покрывается острой, конусообразной чешуей, цепляющей за собой привередливые фантазии с участием близнеца — эти влажные губы и такие пронзительные, оленьи глаза, спрятанные за дремотой и свалившейся на лоб челкой.

[indent] Йохан вздыхает с тяжестью слона, пробежавшего от Бангладеша вокруг света на задних лапах. Чарли всего лишь в нескольких метрах рядом — ждет терпеливой радостью, когда старший брат принесет ему воды, льнув рукой в копну густых кленово-шоколадных волос, и нежной пристальностью проследит за приемом таблеток, возможно, даже самостоятельно набранных с чужой сумки в угоду младшему. Йохан глотает сантиметры воздуха, разменивая их на учащенное сердцебиение: слишком хорошо. Вдох. Выдох, Дэвенпорт. Все непростительно отлично. Ты обнадеживаешь себя — заканчивай, иначе, когда переступишь  черту дозволенного, сильно пожалеешь о том, что вообще это начал.

[indent] Что начал?

[indent] А…черт меня дери, как далеко я смогу зайти?

[indent] Старший близнец тонет в собственной игре мыслей, выгребая оттуда, пожалуй одни и те же зрительные воспоминания с братом (стеклянно-текстурная плошка грубо тонет под кучей разной посуды, которую Йохан мнимо гребет в рассеянных поисках емкости для собачьей воды) — но, отравленный воображением, он в каждом копированном взгляде любимых щенячьих глаз видит новые сигналы:

[indent] Действуй. Люби. Забирай.

[indent] Оно — твое.

[indent]  [indent] Ничье более.

[indent] Хрустальная миска медленно опускается в траву перед носом трепетного в ожидании цитрусового пса, но Йохан, с забранным с машины рюкзаком наперевес, не в силах дождаться, пока сеттер увлечется долгожданной водой, стоит напротив своего отражения, наступая тому на носки своими, покачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь, словно происходит что-то непомерно хорошее, о чем Чарльз еще просто не догадывается.

[indent] Позади: двадцать один год и триместр из них — в страшных муках зависимости от одного человека; он, человечек этот, сейчас на глазах, совершенно безобидно-беспомощный стоит весь, словно кочан всем знакомого овоща, укутанный в вискозно-хлопковую броню.

[indent] Йохан хотел бы стянуть с чарльзовых плеч этот лишний антракт.

[indent] Он касается чарльзовой ладони, щекотливо скользя указательным пальцем по ее внутренней грани; он не позволяет выдернуть руку, вцепившись крепко, но при том — украдистой нежностью лаская ее поверхности шорохом собственной кожи. Подняв ладонь к губам, он приклеивает поцелуй между средней и безымянной костяшкой, оставляя на безупречной коже влажный горящий след. Йохановы глаза быстро скользят по чужой шее и прячутся за объятиями, где свежие волосы на затылке брата попеременно щекочут чей-то нос; мурлычет непонятные слова (наверное, о чарльзовом прекрасии), окольцевав братскую талию надежной, голубиной хваткой и оставив после себя в чужих руках предусмотренную для него порцию таблеток.

[indent] Йохан молчит — лишь очарованно засматриваясь в чужие глаза, прячет за ушко апельсиновую в свете солнца прядочку волос, на его мочке задерживаясь пальцами (приятно сминая ее между большим и указательным, рисуя признания в любви ниже, где линия челюсти покрывается мелкими брызгами с кофейной ложки), оглаживая щеку, целуя нос, накрывая чужие губы своими, оставляя на месте неслучившегося поцелуя липкую, как репейник, улыбку…

[indent] Йохан немой: рассеченный сузившимися губами воздух, кажется, сказал все вместо него.

[indent] Он тянет Чарли за собой, к столу, где собрались какие-то лишние родственники: Дэвенпорт ускользает от их взглядов — таких здесь ненужных, будто соль вместо сахара в рецепте торта. Чарли сажает рядом: справа от себя, не оставляя между стульев пространства (йохановый стул чуть покачивает из стороны в сторону; он болтается, беззвучно стукаясь о чарльзово плечо своим). Близнец, который из них изнеженный солнцем, словно родной его сын, не может (если захочет) освободить плененную чужой левую руку:
[indent]  [indent] а нужно ли ему это?

[indent] Йохан, околдованный больной любовью (читай: неподтвержденным шансом), цепляет вилкой выбранную младшим еду с его же тарелки и, закованный в нескончаемую мешанину из фантазий, шепота блудных демонов и глупой надежды, кормит Чарльза на глазах родственников, стирая идентичность возраста подошвой по мелу — как будто между ними, минимум, десять лет.

[indent] Я перегибаю.

[indent] Межпальцовая цепь разрывается, чтобы в последствии йоханова кисть свалилась на чужое колено, тепло сжимая его в разгоряченной ладони.

[indent] Я-

[indent] Йохан наивно давит улыбку — провокационно мажет ей по чарльзовому лицу, игнорируя чужой неслышимый гнев зрачками в их одинаково-мягких, цвета мокрой земли волосах. Последние под легким ветром смешиваются в единую неразрывную длину, где путались бы йохановы пальцы, с утренней дремотой застревающие в лабиринтах взъерошенных кислородом прядей, если бы не кормящая левая рука, и

[indent] Я клянусь, что вижу, как тебе нравится. Сердцебиение вновь учащается; дыхание сбивается к чертям, когда глаза замечают чужие влажные губы на вилочной кромке.

[indent] Ты так смущен. Ты догадываешься, ты должен знать..!

[indent] Взгляды, посвященные чужому лицу, теряют из внимания собственную ладонь, ласкающую кожу вдоль бедренной кости. Пальцы с каждой секундой все бесстыднее, тянутся глубже, выше, сминая ткань брюк настойчивее, но мягче.

[indent] Йохан вновь жует собственную улыбку: пиздец, пиздец, пиздец.

[indent] Родственники подозрительно косят в его сторону, но в йохановой плоскости они с братом здесь совершенно одни. Ты запредельно смущен, но ты, черт возьми, не против. Боже, я это вижу!

[indent] Сердце торопилось сломаться, будто отработавший свое часовой механизм.

[indent] Ты сидел рядом и дрожал, как беспомощная стрелка не в мочи достать до цифр (батарейки кончались; вместе с ними кончалось и мое терпение).

[indent] Жар на кончиках пальцев съедает отпечатки, оставляя под собой невидимые ожоги на чужой коже; ткань плотно сжатых под ладонью штанин сминается угловато-неправильно, будто плохо прогруженная текстура на самой низкой частоте смены fps. Йохан, кажется, точно также криво и неравномерно, как эта ткань, дышит — подозрительно, заметно, неприлично громко в ненадолго установившийся тишине, разинув рот, как уставшая от палящего дневного солнца собака. Подпирая почти розовую щеку полускосым кулаком, он собирает с чужого лица точно такие же, как и у него самого, маленькие многочисленные веснушки, коллекционируя их в памяти, будто сезонную драгоценность. Его глаза деловито, с манерой аукционера, присвоившего себе самый редкий товар после жестокой конкуренции, алчно рассматривают радужку чарльзовых орехово-мускатных глаз, любуясь тем, что с самого начала было его по праву. И эти чувства — прямыми черными эмоциями на белом лице, будто преднамеренно не замаскированные застенчивостью, дабы красоваться искренностью перед лицом невозмутимой матки и ее бесхитростных пчел.

[indent] Не позволяя младшему слезть с этого взгляда, как с привлекательной капли героина на конце иглы, он упивается чужим смущением, словно вином; чарльзовы щеки горят, будто раскаленный известняк египетских пустынь, и Йохан готов остудить поверхность чужой вязаной теплом кожи холодными после колы со льдом губами. Голодная орлиная жадность, отсвечивающая в стеклянной склере глаз, глотала чужое дыхание, как собственное, разделяя тесноту сгустившегося кислорода на двоих — Йохан наклоняется к чарльзовому уху, чтобы задеть его сдавленным горячим шепотом:

[indent] «Чарли, я люблю тебя. А ты…

[indent] Чарльз срывается с места, будто облитый ледяными волнами Арктики.

[indent] Следы твоих ладоней на моих ребрах — взмах огалделой птички, испугавшейся приближения человека. Ты исчез перед глазами: рассыпался как крупа, которую не собрать; растворился в воздухе как вода, и я отправился собирать конденсат на обратной стороне листьев.

[indent] Я чувствовал твои слезы, но их материальность — только в моих фантазиях. Ты бы мог заплакать, если бы хотел.

[indent] Я бы хотел заплакать, если бы мог.

[indent] Чарли выбирается из-за стола, забирая с собой в сад уютный гул разговоров, маскирующий до этой минуты их маленькую драму. На фоне тишины, неподъемно нависшей над обеденным столом, стук собственного сердца напоминал лязганье тараканьих лапок перевернутого на спину жука, испугавшегося скрежета деревянных ножек на сосновом паркете. От всплеска чарльзовых эмоций бросало в жар, и Йохан, ненадолго зависший на месте, цепляется взглядом за край братского ремня, провожая младшего до тех пор, пока от него не остается лишь эфирный аромат на кресле. Левой ладони не хватает на то, чтобы прикрыть ею воспылавшие от любви щеки, и совсем тихо, про себя, Йохан напевает: Goodbye, baby,

[indent] We have to save the world tomorrow, —

[indent] считывая осадок тепла ладонью по обивке сидений и медленно размазывая по кончикам пальцев, будто согретый солнечный песок на берегу летнего моря.

[indent] Воспротивиться безумному желанию продолжать эту игру

[indent]  [indent]  [indent]       невозможно…

[indent]  [indent]  [indent] необходимо выждать.

[indent]  [indent]  [indent] жди

[indent]  [indent]  [indent] жди

[indent]  [indent]  [indent] жди

[indent] Взбудораженная мать за обеденным столом зашивала в диалоге дыры судорожными вопросами, отвлекая внимание от близнецов, раскидавшихся по территории под жарким ветром из страстных мыслей друг к другу. Йохан тихо смеялся в кулак, будто сумасшедше-обрадованный чарльзовой застенчивости, расценивал ее как символизм и с нетерпением высчитывал секунды до старта. Элизабет прожигала на нем приказ: «только посмей пойти за ним».

[indent]  [indent] «Оставайся здесь, кому сказано?!»

[indent] Йохан громко встает, давая Чарли фору в три минуты, под вопросительные взгляды родственников и уставшего отца покидая столовую следом за братом.

[indent] Я не дам тебе убежать.

[indent] Я хочу… хочу, чтобы все оказалось правдой, Чарльз, и твои сливово-карамельные в утреннем свете волосы меж моих пальцев сминались в мягкие локоны перед тем, как я смогу-

[indent] -смогу-

— ты думаешь, что все намного проще? Ты думаешь, если я скажу, что люблю его,

ему не будет отвратительно?

[indent]  [indent]  [indent] отвратительно

[indent] На руках появляется предупредительная дрожь, умело игнорируемая в убаюкивающем шелесте садовых лепестков. Живые растительные краски под упреком солнечного света пестрили в нефритово-мятных оттенках драгоценных камней, пахнущие рододендронами и чужим фисташковым волнением — в попытках проглотить воздух, насыщенный экстрактом сладкой вишни и астр, Йохан чувствовал, как чарльзовый трепет обжигал ему нозри. Медовые листья вдоль розовых кустов сушили краешки рта своим ароматом, но он не мог слизать с онемевших губ этот терпкий привкус бабушкиного сада, так старательно прячущий в своих лабиринтах напуганного близнеца, собирающего дыхательные пути, будто скользкие струнки. Украдкой перебираясь по тропинкам сада, будто в медленном богемном танце из старого пленочного кинофильма, Йохан, в перерывах между замыканием кадров, наблюдал за братом сквозь скрупулезно стриженный куст, чувствуя, как в ладони отражается пульсация чужого сухого сердцебиения.

[indent] Шаг, за шагом — он был вынужден сцепить за спиной руки в замок, чтобы не выдать свое детское, прямиком из пятнадцати лет волнение.

чарли не может быть отвратительно                       

[indent] Радиация съедает последние фотоны света, целующие твое лицо между отблесков изумрудно-бурых теней от нависающих соцветий незрелых яблок. Я хотел бы стать последним фотоном, которому будет дозволено прикоснуться к тебе.

[indent] Я вижу в твоих глазах безымянное чувство, которому так боюсь дать название. Ты хочешь по привычке убежать от проблемы, но в этот раз ничего не выходит: ты думаешь, что проблема в тебе. Если я, все же, прав, я хочу стать последней буквой, что слетит с твоих губ.

[indent] Мы же были так близки все эти годы. Я всегда любил тебя больше, чем ты просил. Да, я превосхожу все границы. Я бестактно перегибаю палку. Но я терпел шесть лет, Чарли.

[indent] Каждый год я вводил по одной цифре на экран блокировки.

[indent] Я хочу верить, что если сегодняшний день — ошибка, я все равно останусь верным адресом в командной строке. Останусь же?

[indent] Йохан пресекает Чарли в рассаде пурпурно-крайоловых лепестков, приклеивающих к чужим плечам отсветы зарослей и сиреневых соцветий. Внимание Чарли оказывается чертовски липким на ощупь, и Йохан наматывает его на себя как репей, сдувая с чужих волос упавший цветок — безжалостно наступая на него сверху, загоняя брата в тень растений к первой попавшейся стене. Путей отступления не остается, и ладони старшего ласково притягивают к себе чужую талию, оставляя на алой щеке следы дрожащих от невозмутимого возбуждения пальцев.

[indent] — Душновато, — Йохан вторит словам брата, брошенным в качестве причины покинуть стол, разминая окаменелые губы тонкой пленочкой влаги, сорвавшейся с языка. — На улице жара, Чарльз, а ты одет, как самый модный мальчик на районе, но совершенно не по погоде.

[indent] Пальцы лезут под чужой ремень, вопреки всяким просьбам (уши закладывает слепая страсть, оживленная содроганием чарльзовых губ. Йохан рассыпает остатки разума по гранитным рельефами дорожек, цепляя ладонью за край водолазки я просто хочу снять ее с тебя, оставляя на молочной коже твоих ребер свежее прикосновение вискозной рубашки и дергая вверх: вместе с одеждой дергается жар на йохановых щеках).

[indent] Чарльзовы исполненные солью глаза как стекло из-под рук ювелира — в них отражение его хрупкой, девственной души. Йохан как исполин забивает в чужое терпение последний гвоздь.

[indent] Йохан, сжимая под ладонями мягкую ткань вздернутой одежды (чувствуя, как сворачивается с ней само сердце), касается любимых губ заново, с дрожью непреодолимого и неминуемого поцелуя, которому нельзя — не имеет место здесь быть.

[indent] Тебе же не будет отврат…?

[indent] Воздух перед глазами крошился, будто разбитое брошенным в него грузом стекло. Осколки жгучими сугробиками сбивались под ногами, ошпаривая ступни через двухсантиметровый слой резиновой пятки. Тело неумолимо жгло, словно тушу застигнутого пожаром животного, и Йохан замер в каменном изумлении, наблюдая за тем, как в прямом эфире перед его глазами рушится небо. Так нетерпимо любимый Чарли топтался в преддверии собственного неразгаданного Йоханом отчаяния, и шум вокруг ушей сгустился в плотные липкие беруши, не дающие разобрать ни единого слова брата, ни малейшего его вдоха или нот дрожащего как струна арфы голоса. Йохану казалось, что вот, только что, его грубые неотесанные пальцы касались нежных очертаний чарльзового, обтянутого тканью брюк, бедра, и ничего из этого, вдруг ни с того ни с сего, в его взволнованных руках не оказалось.

Он совсем не сразу соображает, что между ним и Чарли образовалось
небольшое, но все же, расстояние, распылив в воздухе ядовитые ядра
обжигающего при дыхании кислорода.

[indent] В горле застревают тысячи трупов сдохших в одно мгновение бабочек, с утра трепетно шевелившихся на дне желудка. Йохан не мог вздохнуть: тромбы в горле блокировали трахею, как сваленные в скважину кирпичи, карминовыми обломками разрывающие тонкие ткани дыхательных органов, возобновляющие внутреннее кровотечение. Струи горячей, словно магма, отравленной ужасом крови взрывались внутри пороховой бочкой, ударяя по стенкам артерий и пережимая вены напором неукротимой ежесекундной боли. Дышать все еще было невозможно, и Йохан, как будто проглотив собственный язык, задыхался, как выброшенная из атлантического океана рыба (беспомощно бултыхаясь среди галек, он оставлял на тех свою рваную, испачканную в нефти чешую и тянулся к каждой выплеснутой капле воды, отчаянно стараясь заглушить болезненную сухость гематом на жабрах, не в силах утолить внезапно накрывшую жажду).

я отвратителен

[indent] Глаза потеряли фокус, разглядывая перед собой чарльзовы очертания непросохшими масляными красками по грунтовому холсту. Глаза вытворяют произведение в духе эпохи импрессионизма, повторяя неровные штрихи покойного Клода Моне, но Йохан — не живописец, и все его творчество совсем скоро смывает подступившими к векам слезами. Он качает головой, отрицая сказанное братом, но теряет соскальзывающие с дрожащих губ слова, не в силах сказать что-то в ответ. Предложения, собирающиеся в голове по буквам, будто сбиваются в кучу, перепутывая смысл в морской узел, подобно сбившимся от урагана опавшим осенним листьям.

[indent] — Нет… — Йохан делает шаг назад, остерегаясь смотреть в чужие глаза, как под угрозой быть усыпленной в памяти неуравновешенной псиной, — я не… ни за что бы не..! Чарли!

я просто сжатый под прессом собственного эгоизма кусок
гнилого дерьма, который испортил все, что так невообразимо любил

[indent] Выброшенное вслух имя заново режет связки, как сухой кашель после десятикилометрового бега, и Йохан хватается за шею, будто в приступе острой астмы. Он жует свои слова вместе с губами и в необоснованной панике не может сообразить, куда ему девать руки, дергая ими то перед лицом, то расчесывая на предплечьях кожу до ярко-розовых взбухших под давлением искусанных ногтей царапин.

я отвратителен — ничтожество, брошенное на берег изорванной сетью, и путаю теперь в
ней ни в чем не повинного брата он не при чем не при чем не при чем отпусти не трогай
я люблю его ты должен любить его он не обязан не должен терпеть тебя зачем
ты все это ему говоришь ублюдок завали свой грязный рот уходи убегай не трогай зачем я все это делаю боже прости

[indent] Хватаясь за голову, он прячет за сгибами своих локтей лицо, сжимая в пальцах волосы с силой, способной вырвать горько-фундучные пряди с корнями.

[indent] — Прости, прости, прости, я ни за что бы не стал, прости, любимый Чарли, прости, — он опускает ладони к лицу, мешая слезам катиться по щекам ровно. Пальцы дрожат, карябая веки в болезненных отпечатках на внутренних сторонах век — красных и ультрамариново-синих следов, как огни встречных фонарей беспросветной ночью, ослепляющих во всем неразумном безумии, сотворившемся в йохановой голове за все молчаливые годы.

[indent] С момента последних чарльзовых слов прошло, от силы, секунды шесть, и Йохан честно не осознает, от чего его ресницы сейчас сгорают от соли, искрящей на краешках покрасневших глаз. Он опускается на колени в непонимании, необходимо ли ему отойти еще дальше, или же лучше перебороть себя и крепко обнять драгоценного брата снова, сталкиваясь сгибами о твердую гранитную почву, трусливо сбежавшую из-под ног. Сворачиваясь овалом, он скрывает лицо за исписанными чернилами руками, бормоча невнятные влажные слова, словно выбрасывая их из себя прочь — на душе тесно, как в шаре, переполненном водой; Чарли случайно лопнул резиновую кожуру, и из дыры, чуть притормозив, всплеском рванула черная, грязная, химическая вода.

[indent] — В смысле «издеваться над тобой»? Как я могу делать такое со своим любимым человеком, объясни?

[indent] Сердце было готово вспыхнуть ужаленной свечой, прожигая внутренности ржавым токсичным теплом от страха натереть жженным воском последние нити между братьями, давая им гореть целую вечность.

[indent] — Всю жизнь… Всю свою жизнь я любил тебя, как люди любят тех, с кем хотят иметь семью, Чарли, — кости головного мозга хрустели, оглушая выдавленными слезами нос и забитые телевизионным шумом уши, — я люблю тебя, как не любят родных братьев…

[indent] Йохан плачет, перебиваясь на щенячий скулеж, разрезающий слова на островки сбитых словосочетаний, растирая лицо в неестественных движениях, словно что-то непостижимое пытается отобрать у него младшего близнеца на глазах. На горле перетягиваются колючие канаты, душащие Дэвенпорта в осознании, что прямо сейчас, спичка за спичкой, он своими собственными руками разламывает хрупкий соломенный домик, в котором теплились уютные братские чувства, связывающие близнецов с детства. Худые пальцы, обтянутые изрезанной в порах кожей, выдают между собой застывшие в диковинном ужасе йохановы глаза, впившиеся в неведомую пустоту между его свалившимся на садовую тропу телом и Чарли, вогнавшим себя в тупик из поросших лиан и непринятых в себе чувств.

[indent] — Еще в пятнадцать лет, — его голос сбивался от попадающих на язык слез, — я просто хотел, чтобы мы были вместе всю жизнь, как наши родители, только по-настоящему любили друг друга, как будто мы даже не братья, не одна семья, — голос срывается, обрубая предложение, — то есть, будучи семьей, но в другом смысле — романтическом, как делают люди в отношениях, Чарли!

[indent] Слезы играют с йохановым голосом, будто язычки синтезатора, расстраивающие мелодию по криво сложенным нотам. Йохан не то, чтобы плачет (слезы тихо текут по щекам, оставляя на скулах перламутровые отсветы, отражающие в себе расколотое небо и возникшую блеклую радугу), но там, под слоем опаленной солнцем кожи, что-то дерет его сердце неотесанными граблями, полосуя навзрыд болезненные крики о помощи.

помогите, я задыхаюсь, не понимая, почему мне трудно дышать

ты не можешь оставить меня, ты не можешь

[indent] — Я шесть лет носил в себе искушение поцеловать тебя, я каждую ночь вдыхал запах твоих волос, не понимая, почему не могу прижать тебя к себе еще ближе, чем ты мне позволял, я каждую минуту думал о тебе грешно и неправильно, я знал, что я порчу тебе жизнь, но я так хотел тебя все эти годы, что я просто не могу… я не могу держать себя в руках больше!

[indent] Небо медленно сгоняло в лавандово-тяжелые тучи некогда чистые овчинные облака.

[indent] — Я жить без тебя не могу, понимаешь? Ты для меня все — брат, лучший друг, любимый человек. Я люблю тебя совсем не платонической любовью, брат, ты был такой нелюдимый в последние дни и избегал меня, я думал, что натворил что-то ужасное, я так соскучился по тебе, и теперь… прости меня… я понимаю, то я ужасен, и я знаю, что, наверное, тебе будет мерзко теперь держать меня за руку, но даже если ты меня возненавидишь, я все равно… я…

[indent] Слова протеста на внутренний бунт недействительно болезненных, приятно-неудержимых эмоций любви к младшему брату переполнили брюшную полость своим ярким бензиновым накалом. Вызывая горечь химических прикосновений к собственному лицу терто-розовыми пятнами, они, сдавленные шершавыми клочками пятипалой плоти переливались перламутром в отражениях нежной селадановой листвы. Последняя, как будто бы с легким предубеждением пропускала мимо себя юную мальчишескую боль, струящуюся сквозь невидимые раны прозрачной, как газовый яд, кровью (она была сильнее одной или даже двух телесных болей — она была апогеем всех химических уравнений, совершающих белково-железные реакции на вскрытых краешках поврежденной кожи все эти непомерно долгие двадцать два года). Буквы, одна за одной, так скользко слетающие с его влажных от соли губ, совсем легко забывались в воздухе, откровенно заряженном романтически-колким, по-детски наивным скандалом, а средневеково-каменная дорожка под теплом, свалившимся на колени в безудержном медвежьем отчаянии, устает считать спадающие на нее мокро-графитовые капли.

[indent] Капля за каплей, щелчок за щелчком стрелка часов на ручных часах листала секунды, как страницы затянувшейся истории о несчастье двух глупых детей.

[indent] Йохан рыдает, словно пленник, познавший нестерпимый страх перед казнью, когда косточка за косточкой чьи-то руки добираются до его скованного несъедобной горечью сердца.

[indent] Его истошные крики перебивались монументальной тишиной ужаса, за которой было звонко различимо пение неповинных событиям цветочного сада птиц. Каждый желаемый вопль так и остался погребен за узлом голосовых связок, выпускающих наружу лишь щенячий скулеж и кукольную печаль стеклянных позолоченных солнцем глаз.

[indent] Время [шесть утомительно-линованных на бесполезные дни отрезков, заполняющие твою жизнь горькой слизистой массой, оседающей на поверхностях ребер и тел отвратительными, глазурево-черными пузырями, будто отходы кошмарного земляного червя, растянувшегося на протяжении двух тысяч дней] нещадно вскрывает вакуоль, сдерживающий волны приправленной морским сокровищем воды. Безжалостно излитая на камни (не такие эстетически-тихоокеанские, но раскинувшиеся у ног возлюбленного брата) она отражала равнодушно-спокойные изгибы неба, не заинтересованные ни в чем, что находится ниже дорожек перелетных птиц. Йохан плакал, как малое изуродованное дитя, не сомневаясь в своей вычурности и мерзости ни на минуту; минуты тянулись как нефтяная вода от своей сердцевины до подошвы наступившей в нее ступни.

[indent] Черный глянец приклеивает ресницы одну к другой — солено-арахисовые слезы (шепот неприятно ласкает кончики ушей запахом миражей и голосов, не имеющих ни края, ни границ), но тонкое прикосновение чужого поцелуя зачаровывает йоханову кожу в камень: неподвижный драгоценный гранит, застывший в безмолвном удивлении и незнании собственных движений в ответ на податливость брата. Его ладони, будто перевязанные на запястьях между собой плотными веревками, лежали меж ног, наполненные бессилием и опустошенные силой поднять их к братскому лицу, обхватив мягонькие, похолодевшие в испуге щеки. Высеченный угловатыми формами обездвиженный взгляд, словно цитированный с ужаса гипсового Давида, смотрел брату через плечо, так и не переборов страх встретиться лицом к лицу с чужими чувствами — вот так, до изнеможения утомившись в ожидании влюбленного блеска по радужке чарльзовых глаз, Йохан неряшливо забыл, как другие люди выражают счастье. Он сидел на камнях, сдавливая коленями узоры молекулярных решеток почти испарившихся соленых капель, и ему казалось, что после поцелуя время вокруг них остановилось навсегда (будто бархатистый птичий клювик дрогнул на его тонкой циннвальдитовой плоти и улетел обратно в свое гнездо, не осознав, какой необратимой цепи событий стоил его поступок).

[indent] Чарли так неосторожно сыпал на раны старшего брата крупные зерна белого сахара, что в какой-то момент они переполнили воды в чужом теле, вытеснив последние горсти соли вместе с лишней, уже не удерживаемой сладкой водой. Йохан заплакал снова, но на этот раз — разжевывая облегчение, как кислую жвачку, которая спустя некоторое время оставляет на языке долгожданный конфетный вкус.

[indent]  [indent] Минута.

[indent]  [indent] За ней — еще одна, но Йохан все также смотрел в пустоту чужого кашля и надрывных ритмов через глубокую судорожную паузу, как будто, наконец, его младший брат в силах справиться и без лишнего беспокойства. Чарли жрал кислород сквозь призму воздушного фильтра, но его старший близнец, казалось, даже не замечал стремительно бегущие секунды, зеленые полоски на коленях (кровь продавленной ногами травы) и птиц, щебечущих что-то отдаленно неровное в трех метрах над ними, наблюдая за замершей мизансценой со своей высоты. Йохан сидел тверже камня и нежнее полудневной глади воды, впервые такой разбитый в глазах брата и не понимающий, что ему самому теперь делать дальше. После тишина соберётся в одно цельное одеяло, накрывая обоих братьев под своим теплым намагниченным нутром, успокаивая вместе с ними играющий рядом ветер и шелест буро-орехово-охрово-зеленых лепестков, окруживших героев тотальной, но совершенно комнатной драмы.

[indent] Неспешный, тяжелый подъем на ноги путался в тени отблесков листьев, мигающих в солнечном свете рыжими зайчиками, будто палетки, пришитые на неброскую одежду Йохана. Он, словно обвязанный грузом в пятьдесят тысяч тонн, что по плечам только нескольким греческим богам одновременно, делает первый короткий шаг вперед, затем второй, более смелый, и последний — третий, вернувший Чарли в прежнее положение у стены [ снова загнавший в угол, как гонимого зверя ]. Сознание сбивается в мокрую кучу из миллионов несвязанных слов на языке, недоступном своему носителю, но что-то еще находит силы звучать из кучи сбросанный как мусор на свалке слов.

[indent] Проверь.

[indent] Убедись.

[indent] Докажи себе, что Чарли не ошибается, — мозг подсказывает, и Йохан послушно делает. По его же команде срываясь на чужие губы, он целует их с волчьей жадностью, с какой обнимает влажными от собственных слез ладонями чарльзово лицо; испивая от чужой нежности все свое, сбереженное в годы ходьбы вокруг да около, он теряет счет времени еще до первого поцелуя. Впервые так рискуя чужим комфортом, он не позволяет Чарли дышать полной грудью, перебивая брата все новыми и новыми поцелуями, словно с этой секунды и отныне старых ему всегда будет чертовски недостаточно.

[indent] — Я люблю тебя.

[indent] Слова, не единожды выброшенные в течение многоминутных страстных объятий, сбивались под дыханием во что-то уверенное, но еще не до конца осознанное с обеих сторон. Буквы, смешиваясь с попытками ухватить совсем немного кислорода, таяли в нежном шуме касающихся друг друга влажных губ, но несмотря ни на что, Йохан не мог успокоиться и перестать повторять одно и то же.

[indent] — Я люблю тебя, Чарли. Я люблю тебя.

[indent] Элизабет, возникшая среди зарослей полуодичавшей ежевики безграмотным пятном, абсолютно не к месту размазанным по цветочно-лиственному полотну сада, громко роняет на гранитные полы свой медный поднос. С него, под короткое звучание ярко-битого металла, на землю сваливаются пара эксклюзивных чашек и очень красивый, витиеватый в своих заграничных узорах чайничек, привезенный Бонни откуда-то еще с Европы, в ее далекие молодые годы. Старуха переломает ей все пальцы рук, — смеется про себя Йохан, не отрываясь от чарльзовых губ даже в подобную минуту, когда их с братом родная мать, в ужасе сжимая плечи, словно охватившись столбняком, смотрит, как ее идентичные до самой капризной детальки сыновья, дарят друг другу совершенно неплатоническую любовь, соизмеримую количеством смешанной слюны между двумя нагретыми влагой горячими ивовыми полосами губ.

[indent] Неловкость младшего близнеца, выраженная в сомнениях его движений, вынуждает разорвать столь необходимую ласку на агрессивный, почти звериный рык, адресованный потерявшийся в двух кустах Элизабет, которая не спешила ни поднять помявшийся сервиз, ни сказать все, что ей наверняка хотелось бы сказать прямо сейчас, ни даже исчезнуть с горизонта, предоставив сыновьям свободу для решения собственных чувств, завязанных между собой, словно невозможная головоломка.

[indent] — Пиздуй отсюда, швабра невежественная, — рычание, будто шепот лесного волка, охватившее половину бабушкиного роскошного сада, прогоняет мать прочь вместе с подносом и всем его содержимым, которое еще несколько секунд бренчит медным оловом среди кустарников. Ладонь, бережно перевязанная Чарльзом еще под дневным солнцем, ласкает братскую, потеплевшую под слоем румянца щеку, которую Йохан, на контрасте с прерванной страстью, весьма нежно целует. — Мы можем уйти отсюда наверх, на чердак. Где всегда прятались в детстве.

[indent] Чарли… Его имя было высечено на обратной стороне черепа старыми изношенными плоскогубцами еще в две тысячи двенадцатом.

[indent] Тогда это было сделано наспех — маленький Дэвенпорт, пребывая в жутчайшем удивлении [  ужас капал на плечи, словно толстые морозные капли с каменных пещерных свод ], обработал свою память самым первым инструментом, попавшимся ему на руки.

[indent] В момент, когда глупые мальчики с его потока дразнились обидными для пятнадцатилеток словами, Йохана поразила мысль, не дававшая ему покоя до сегодняшнего дня.

«Чарли, я люблю тебя»

[indent] Понятная и простая, как две копейки, крутившаяся в голове и раньше, но в один момент вонзившаяся внутрь него как разгар грома, уничтожая нескончаемый поток головного шума в ноль.

[indent] Ныне, закрывая глаза, единственное, от чего он не мог избавиться, звенело перед глазами рваным кальцием на кости: ты любишь его, ты его любишь.

[indent] Ты любишь, и никогда не сможешь получить желаемого — он же твой брат.

[indent] [indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] твоя кровь

(твое время, твоя забота, твои чувства, твоя плоть и твоя фамилия)

[indent] [ Об кафельную плитку разбивались багряные кружочки, огибая перед тем оба предплечья от ладоней до локтей. Кисти порезанных поперек рук сжимали между собой круглый амулет, рассеченный на части пятиугольной звездой; металлический блеск пентаграммы впитывал в себя Жертву; Йохан умолял неведомую смольно-чернильную силу явиться к нему в руки, чтобы он смог освободиться от навязчивой тоски по тому, что так сладко дремало в его спальной кровати этажом выше. ]

[indent] — Я даже не мог колдовать — все мои мысли терялись между фантазиями, где я целую твои яркие после солнца щеки. Я помню твой вафельный смех и тонкие пальцы, бегающие кружочками за моими ушами… Было так хорошо, брат.

[indent] С тех пор шепотом введенное «брат» растворяет мои чувства, словно щелочная кислота. Я так хотел любить тебя всем сердцем, хотел, чтобы ты любил меня в ответ, но:

[indent] — Потом, как пожар, уничтоживший все, во что ты вкладывался годами, мои проснувшиеся чувства сломали все наслаждения от того, что ты всегда был со мной рядом.

[indent] [ треск стекла рассыпается на эхо;

[indent]  [indent]  [indent] осколки режут ванную плитку на тысячи ссадин, за которые потом будет ругать Элизабет. ]

[indent] — Я болел тобой так отчаянно, что хотел умереть, лишь бы больше не чувствовать этого. Я даже оставил тебя на полгода, какой позор. — Йохан сжимает чарльзову ладонь крепче, нежно целуя созвездия карминовых веснушек на румяных братских щеках. — Мне так жаль, Чарли, я был не в себе. Я безумно люблю тебя, и это напугало меня тогда. Эти чувства были такими яркими и ослепляющими рассудок, они совершенно не укладывались в моей голове и человеческих нормах, с которыми я хоть немного на то время считался.

[indent] Солнце спряталось за густым облаком, оставаясь подглядывать за близнецами сквозь проплешины своим бледным рыжим светом.

[indent] — Я перестал чувствовать под ногами землю; я потерялся в бессознательной яме и стал ориентироваться только на свет собственной интуиции. Она кричала, что я сделаю хуже себе и, главное, тебе, если останусь рядом.

[indent] Демоны по ту сторону зеркала кричат: «мы всегда будем рядом, просто позволь нам коснуться до сердца свей болотной души», но ни Сатана (господи, ему-то какое может быть дело?), ни боль, ни даже спящий наверху облюбованный Чарли не могут потушить ярость несправедливости и страх озвучить смысл написанного на черепе вслух. Йохан хочет касаться его волос пальцами, Йохан хочет целовать его теплый затылок своими влажными губами, Йохан хочет впустить свои пальцы под резинку чужих штанов-

[indent]  [indent] - Йохан хочет слишком много, и сомневается, что имеет на это право. Он не должен желать того, что запрещено по всем законам биологии.

[indent] — Кто сказал?

[indent] Голос Оробаса протянул ему свою руку; по ней Йохан выбирается наружу, думая, что только с ее помощью радио в голове перестает двигать маячок, перебирая волны одну за другой. Лучше всего одна любимая радиостанция — надоедливая, но безопасная.

[indent] Он не знал, что Оробас — всего лишь имя, подаренное его собственной воле решить, что ему по-настоящему нужно.

[indent] Вокруг всегда было столько людей, что просто не счесть: надоедливые одноклассники, вечно праздничные соседи, вшитые под кожу как кости воспоминания из прошлого, вырастающие из дневного света призраками прошлого и еще несбыточного грядущего. В его голове всегда шум: смешение телевизионых криков и прерывающихся радиоволн (где-то сквозь шум скрипит военный голос, набирающий вязкие цифры: восемь, три, шестьдесят шесть, девять…).

[indent] Йохану хотелось бы когда-нибудь понять, в чем смысл всех этих шифров, набивающих его голову, как синтепон. Он по правде не знает, стоит ли переставать ночь напролет пересматривать фильмы ужасов и загадочные детективы; он не может решить, есть ли в его магии что-то потустороннее, что ему старается передать вязкий, как сукровица, астральный мир.

[indent] Может быть, его Демоны знают чуть больше, чем люди вокруг.

[indent] Может быть, он всего лишь глупый ребенок, рефлексирующий кинообразами и воображением.

[indent] [ Испугавшись лопнувшего стекла, Йохан невольно дергается и чуть не задевает край круга, расчерченного на полу жженым углем. Преданные тьме линии запрещали покидать их границы и рвано кричали в ушах (словно тысячи русалок вдруг окружили морское судно), но йохановы руки по-прежнему были сцеплены в крепкий замок, боясь выпустить наружу то, что заключили внутри. ]
[indent] Вопрос предельно простой: «для чего ты требуешь Моей силы, мальчик?».

[indent] — Я

[indent] «Ты не уверен в решении использовать ее, и считаешь, что я ею с тобой поделюсь?»

[indent] — Но я

[indent] «Ты слаб. Я не позволю тебе делить мою власть».

[indent] Ясно.

[indent] Все как обычно — ничего не будет принесено на блюде, Йохан.
[indent] Ты должен сам всему научиться, Йохан.
[indent] Ты будешь страдать от своей любви сам, Йохан.

[indent] — Может, хватит? Это вот твое счастье уже у тебя на руках, Йохан.

[indent] Поставь точку. Нарисуй черту.

[indent] — Я поражен тому, как ты мастерски ориентируешься в этом саду, Чарли. — Йохан неаккуратно плетется за братом следом, запинаясь о камни и поскрипывая краешками кроссовок (он же будет паршиво материться на себя любимого, когда заметит резиново-черные полосы на краю идеально-белой подошвы). Он чувствует, как довольная улыбка намертво прилипла к его лицу, рисуя на линии глаз два буро-оливовых полумесяца. Влюбленно рассматривая чужой затылок, он воображает на нем следы от собственных поцелуев, которых ему невмоготу оставить, — я убью Элизабет. Я ее обязательно убью, ты только потерпи, — не опуская улыбки и не покидая фантазий, Йохан крепко-накрепко держит чарльзову ладонь, как последнюю нить, связывающую его с реальностью.

[indent] Внутри впервые поют птицы и возводятся небоскребы, неожиданно свергающие небеса, а не сокрушающие бескрайние подземные долины сухих степей и подсыпанные раскаленным песком могилы. Он даже не понимает, что именно имел в виду Чарли, поднимая разговор об Элизабет; он обещает «убить», но не собирается этого делать.

[indent] До некоторых пор.

[indent] — Ты такой замечательный, Чарли. Твое имя краше солнечных туманностей из света и тени на твоей шее. Твой взгляд нежнее овечьего плёта на твои свитерах и мягче контура облачных зайцев, скачущих над нашими головами. Я так люблю тебя, что если попытаться сжать все мои чувства во что-то небольшое, в миг произойдет взрыв сверхновой, порождающий за собой новую черную дыру.

[indent] Перед глазами возникают черты бабушкиного дома, и Чарли отвлекает Йохана щебетанием своего голоса, упоминая еду. Йохан, не отвечая, касается чужого лица ладонями с двух сторон, заново настигая того вплотную.

[indent] Целуя младшего, он вспоминает, как долго ждал этих дней, наполненных лучезарными улыбками абсолютно идентичных лиц, рассматривающих веснушки друг друга как что-то каждый раз волшебное. Йохан, путая их ноги между собой, забывает про толпу родственников, обедающих за столом через одну стену от них:

[indent] — Конечно, — Йохан улыбается в чарльзовы губы, бессовестно стирая между ними миллиметры. — Сейчас мы запремся на чердаке и я больше никогда тебя оттуда не выпущу.

[indent] Столовая встречает близнецов коротким молчанием: все помнят, в какой спешке близнецы выбегали друг за другом в сад, и, наверное, полагают, что те помирились и предпочли покинуть народ снова. Дядя Клиффорд презрительно следит за тем, как, придурковато улыбаясь, Йохан вручает брату в руки тарелку и принимается набирать в нее различной еды. Веселый зеленый лук болтается перед глазами усилием йохановых рук, и сквозь него он дразнит Клиффорда светом своих алых глаз. Тяжелое молчание между ними разбавляется потешным хлопанием в ладоши от дяди Стена — тот смеется над каким-то видео, присланным ему в фейсбуке, и параллельно тычет в сторону жаренных стейков:

[indent] — Пиздатое мясо, пацаны. Зацените по кусочку, или я все сам сожру.

[indent] Йохан молча улыбается в ответ, следуя совету, и идет следом за Чарли наверх.

[indent] Уходя с кухни, он угрожающе смотрит на позеленевшую от возмущения Элизабет и после, злостно улыбаясь, показывает Клиффорду средний палец.

[indent] Йохан еще помнит, как мир неожиданно разделился на чёрное и белое, расколовшись, будто тоненькое фарфоровое яйцо на две неодинаковые части в пользу темного и тяжелого мира, шумного как старый буро-зеленый свитер. Йохан уже приготовился прожить в этом свитере целую вечность, до тех самых пор, пока его брат не простит это невразумительное хамство (его больную привязанность к их отношениям, растянувшимся как связанные сухожилия сиамских близнецов, которые невозможно разорвать без пролитой жертвенной крови). За прошедшие секунды чувствительной агонии Йохан успел смириться с клеймом, которое сам же на себя и навешал, но Чарли, по-птичьи легким движением, как взмахом льняного крыла, сбросил с его головы горелый графитовый пепел. Чарли улыбался, как будто довольный от произведенной работы; Йохан, чуть-чуть растерявшись, прикинулся глупым мальчишкой на пару минут, чтобы взять себя в руки.

[indent] Его нежный брат (их пальцы сплетаются между собой как свежая расцветшая лоза, кольцами мягких браслетов обнимая запястья друг друга), казался не прикрытой стеклянными шторами хрустальной статуэткой, которую Йохан успел словить за секунду до того, как ей пришлось бы разбиться. Мой Чарли.

[indent] Йохан, словно не сумевший забыть свой позор, еще около минуты почесывал покрасневший после надрывных слёз нос. Потеплевшие щеки, украшенные холодно-розовыми вкраплениями вдруг подступившей застенчивости, тянулись под давлением тяжелой от фантазии улыбки. Близнецы, почти нога в ногу идущие друг за другом держались за руки, словно те одинаковые мальчишки, которые топтали садовую траву ногами и разбрасывали в подвале коробки со старыми документами, искали потайные проходы внутри антикварных шкафов и разговаривали с призраками, путая их песни с воем проступающего через деревянные рамы ветра. Два юных колдуна, в детстве с неподдельным интересом выискивающие в дырах под плинтусами крысиного короля, спустя много лет встречают свое отражение в зеркале бабушки. Видят собственные пальцы, сплетенные между собой в крепкий замок, и парочку счастливых лиц, с упоением рассматривающих друг друга.

[indent] Йохан вновь убеждает себя, что их с Чарли узы — шов сшитых друг с другом некогда столкнувшихся материковых плит и возникшие на этом месте несокрушимые поднебесные горные хребты, что повязаны на замке их рук узелками ярких гирлянд. Ценой жизни он не позволит порвать их — облачится в доспехи, чтобы принять на себя всю ненависть окружающих; заточит все ножи, чтобы обрезать чужие корыстные помыслы; переродится Цербером, чтобы сожрать глаза тех, кто будет криво смотреть в их сторону.

[indent] В прочем, все это вряд ли понадобится, но Йохан готов на это пойти.

[indent] Йохан был готов положить свою жизнь на то, чтобы растянуть это сладкое взаимное чувство в бескрайнюю бесконечность. Ручки Чарли, мягонькие, как игрушечные, идеально ровные, словно кукольные, теплились в йохановых ладонях, как не покинувшая свой кокон бабочка. На грани между чердаком и лестницей старший нежно целует брата в шею, помогая ему с полными руками еды открыть дверь.

[indent] — Чем займемся? Помимо того, что покормим друг друга с ложечки, — Йохан пинает старый матрас, и тот громко падает на пол, поднимая над собой пыль. Дэвенпорт машет рукой, разгоняя ее по сторонам и надеется, что большинство не осело на их еду. — Можем посмотреть сериалы, или я могу целовать тебя весь вечер, чтобы ты понял, что вообще-то не в сказку попал, братец!

[indent] Йохан находит по коробкам какое-то старое, но чистое постельное белье, которое можно было бы постелить поверх матраса. Оно, все разукрашенное в старческий цветочек с ягодками, вновь отсылало к детским воспоминаниям об играх на чердаке. Йохан помнит, что Бонни прятала здесь неведомое количество интересных вещей, каждая из которых могла похвастаться своей невероятной историей и скрытым смыслом, запечатанным за пластиковыми и стеклянными стенками артефактов. Почти всё здесь, разложенное по дряхлым полусырым коробкам, уже давно перегнало по возрасту самих близнецов и видело мир шире и дальше, чем видели их юношеские глаза. Йохану бы хотелось когда-нибудь догнать по опыту и мудрости хотя бы вон то зеркало из красного дуба, застеленное пленкой в углу. Оно, кажется видавшее саму Промышленную Революцию, скромно пыхтело в углу скрипами аварийных напольных досок, напоминая о себе почти каждую третью минуту. Но Йохан уверен, что абсолютно любую гадость, что можно было бы среди местного хлама откопать, сама Бонни расценила бы подороже никчемной жизни старшего из близнецов Дэвенпортов.

[indent] Еще полчаса назад Йохан позавидовал бы жизни местных пауков, скромно зевающих на своих покрытых коростой пыли паутинах — молчаливых и довольных своей жизнью, тихо кряхтящих о желании перекусить сочной мушкой или связать себе гостиную поплотнее. Горящие пестрые щеки всё еще возбуждали пережитые слёзы, но счастливая, ни с чем не сравнимая солнечно-карамельная улыбка брата затмевала все нехорошие воспоминания, заставляя йохановы непослушные руки тянуться к чужим веснушчатым щечкам в желании их никогда не отпускать.

[indent] — Ничего страшного, мне даже полезно иногда плакать, — Йохан улыбается, убирая из рук брата тарелку и целуя того в красненький, чуть загорелый лоб, — зато теперь ты знаешь правду, и мы с тобой можем быть вместе хоть всю свою жизнь. Я никогда не оставлю тебя одного, Чарли. Никогда. Если ты только сам не попросишь это сделать.

Я был рожден, чтобы защищать тебя и бла-бла-бла, — комментирует неожиданно появившийся Оробас, из-за чего Йохан слегка раздраженно закатывает глаза.

[indent] — Ох уж эта мерзкая влажная пыль, которая щекочет мне уши. Давай проветрим этот чердак, тут ужасно душно, — Йохан еще раз целует брата в лоб, после направляясь к маленькому круглому окошку, заполненному разноцветной палитрой витражей. — Знаешь, я начинаю сомневаться в том, что Мохан по правде существовал. Может быть, Элизабет просто выдумала эту байку про запертого между стенами третьего брата, чтобы пугать ею нас? Мы же так и не нашли доказательств тому, что он действительно был жив.

[indent] Йохан настежь открывает окно, путаясь в своих воспоминаниях, словно в нитках. Воздух постепенно наполняет комнату, касаясь мягких каштановых волос Чарли, нежно поглаживая его по щеке и трусливо спускаясь с лестницы вниз, и Йохан закрывает дверь, чтобы лишний кислород не покидал их укромный таинственный чердак. Почувствовав свежесть, все местные жители в виде пауков и двухвосток в миг зашевелились, и даже намертво прижатые тяжелыми коробками ковры как будто зажили заново, перешептываясь своими ворсинками с серой подошвой йохановых домашних кроссовок.

[indent] Чарли сидел прямо перед ним, и Йохан все никак не мог поверить в произошедшее.

[indent] — Чарли, скажи, — он сел на пол перед братом и взял младшего за руку, — мы теперь встречаемся? Вместе? Как любовники? Ты же все понял, да? Я не сплю?

Придурок ты, просто конченный, — подытоживает Оробас.