CHARLES JUELLE DAVENPORT
чарльз джуэлл дэвенпорт
[herman tommeraas]
дата рождения: 07.02.1999 [22];
род деятельности: студент, сотрудник приюта для животных, охотник за артефактами;
раса: ведьмак;
родственные связи: йохан дэвенпорт — брат-близнец;
[indent] [indent]джеффри дэвенпорт — отец;
[indent] [indent]элизабет дэвенпорт — мать;
[indent] [indent]бонни дэвенпорт — бабушка;
[indent] [indent]клифф и стэн дэвенпорты — дяди;
[indent] [indent]кай шульц — названный отец;
gary jules - mad world; m.craft - dragonfly; coldplay - we never change; keaton henson - field; sea oleena - swimming story; angelo badalamenti - love me; chelsea wolfe - house of metal; m83 - wait; son lux - lanterns lit; willow - warm honey; mac demarco - ode to viceroy; the cure - lovesong; david bowie - nature boy; angelo badalamenti - l'anniversaire d'Irvin;
[indent] он весь — прикосновение. обострённая сонливая ощупь: мир под его пальцами расползается в разные стороны лоскутками, обрывками, кусочками. перышками и пятнышками, крошками и крупицами, семенами, нитками... они сплавляются друг с другом, а затем вновь распадаются, сшиваясь единым искристым созвучием на кончиках чувствительных рецепторов. окружение собрано из этих деталей, нагромождённых друг на друга в одно гротескное детское воспоминание — цвета первых книжек, поношенного осеннего дождевика, сорванных маленькой кучкой разодранных анемонов. они меркнут за горизонтальной линией смежённых век, но скользкая прохлада гладкого винила, нежная шершавость бумажного листа, эфемерная мягкость усталых соцветий, остаются там, запечатанные в глубине клеток, втёртые в дерму. эти обрывки памяти не вписаны в книгу жизни на поверхности кожи, как и множество других. чарли стирает любую возможность прочесть собственную историю, пройдя по путям вязи из старых шрамов, вытравливая укусы собак, следы от когтей больших птиц и кошек, удары об острые камни, едкие ожоги, оставленные пламенем, касательные пулевые, резаные раны, пёстрые букеты гематом, оставляя лишь несколько одиноких букв на строках первой страницы сентиментальными сувенирами, что не могли рассказать о нём ничего. вместе с болью исчезает и ласка — он настолько пуст, что ни разу не объят, пропитанный лёгким духом можжевельника и пихты, ольхи и сирени, горькой полыни, что можно ощутить, подойдя чуть ближе, уткнувшись в макушку или пространство между плечом и шеей. .«running away is easy
it's the leaving that's hard».
.
..
.
.
_ты пахнешь летом из забытого детства, не обязательно лёгкого, но тем в нём, что было счастливым. ты пахнешь полузабытыми мечтами, смехом после горьких слёз.[indent] кровавый салют битого стекла, влажное тошнотворное жжение забитых хлорированной водой лёгких, звон оплеух и дереализующая карусель ударов. чарли, может быть, пять или четыре, когда он учится быть быстрым и тихим, почти незаметным, как мышонок. мать вечно непредсказуемая химера — перебирает волосы, кажется, ласково, но вдруг цепляет слишком сильно, и вот уже оттягивает, почти приподнимая над землёй. [float=left]
[/float] её слова о любви — первородный обман, потому что, если верить старым книжкам или детским мультфильмам, тянущимся липкой жвачкой по кабельному телевидению, у любви не должно быть когтей, вечно болезненно впивающихся в самые слабые места, но чарли считается с тем, что является любимым ребёнком. потому что бывает хуже. в детстве он замкнут до глухоты, что для него, впрочем, почти неощутимо — брат всегда рядом, он такой яркий и шумный, такой непосредственный и забавный, как светлячок, мерцающий в темноте, как праздничный фейерверк. чарли очаровавывается им однажды, и, словно бы безвозвратно, навсегда-навсегда. они вечно рядом, вечно за руку, и йохан, кажется, может прочитать отражение его мыслей только по взгляду, чтобы продолжить их своими. других детей чарли понимает плохо, а они — его*, но в этом нет необходимости. животные с легкостью заменяют людей — они кажутся проще, они кажутся честнее. нежнее. добрее. совсем не боятся его, тычутся в ладони, и он откликается на проявленное доверие, разделяя нерастраченную ласку, усилия и ещё неподконтрольную, почти спящую магию с ними. лечит раны после стычек, ласково чешет между ушами, подкармливает, набивая карманы кормом и угощениями, спуская в зоомагазине подаренные бабушкой карманные деньги. собаки сбиваются вокруг него стайками, топча идеально выстриженную лужайку и материнские розы. она прогоняет их, но чарли каждый раз находит своих псов, плутая с ними и братом по городу, то выискивая сокровища фэйри меж мшистых скал и исполинских деревьев, то копаясь на свалке в поисках древних диковин, то выстраивая запруду, тем самым отбирая работу у бобров. реальность вечно врывается в детские фантазии искажённым противным звуком, скрежетом металла, мерзким опустошающим рёвом.
чарли_
не
верит
в
людей
//// отлов животных увозит его собак на усыпление раньше, чем он успевает отвести всех в приют _ мальчишки забивают камнем раненную птицу _ бабушка обещает забрать их от матери, но каждый раз врёт _ те, кто улыбаются ему, издеваются над его братом _ отец вечно делает вид, что ничего не видит _ все делают вид, что ничего не видят _ улыбчивый мужчина и голубоглазый юноша из приюта тоже обещают, и тоже врут_(серебряные солнца перезвонами стекают по браслетам вдоль чужих запястий)
(поперёк строки — я этого не помню?)
(кошачий мех пропитан кровью)
.
.
.
.
люди сложные _ в них слишком много фальшивых нот[indent] время лепит его, как голема. из морской пены и переливающихся бликов, осколков тёртого перламутра, прозрачной рыбьей чешуи. из тёплого весеннего ветра, пучков лучей предрассветного солнца, молочного яблоневого цветения, ниспадающего дождём. время вкладывает в пустые глазницы гиацинты — блестящие и нежные. тёплые и хрупкие, как у фавна. оставляет в горле обожжённой бумагой старые пыльные сказки о блуждающих огнях и переплетающихся тропах, о утопленницах, танцующих с келпи под полной луной, о феях, исполняющих желания в обмен на зубы. время варит его в речной воде с мелководья — в ней звезды песочного крошева, в ней горькие примеси — отравленные печальные слёзы сквонков. время сушит его под лунным сиянием, стекловидным, как смех, как серебро, как ртуть. время могло бы оставить на языке кровь и плоть, но у него другая вера, и время кладёт пожухлый ссохшийся лист numphaea gigantea, что должен воззвать к чуду.
чудо* рождается из страданий
. . . . .. . .. . .
. . . . .. . .. . .
theodor bastard - disappearing; vasily kalashnikov - plague awake here; agnes obel - it's happening again; brand new - limousine; jacaszek - goldengrove; clint mansell - the last man; harry escott - unravelling; cocteau twins - alice; radiohead - nude; daughter - numbers; agnes obel - dorian; daughter - amsterdam; the smiths - asleep; mogwai - fridge magic;
[indent] голем в античной позолоте веснушчатого крошева получается призрачным и тёплым, как случайно пойманный на ладонь солнечный зайчик, глядишь, растает, как наскучат гелиосу эти маленькие игры. его чудеса прячутся в счастливых улыбках. чарли вымаливает их у лесной чащи, морской пучины и светил, обращаясь к небесной царице, что милостиво награждает его, прикасаясь к душе, запертой в полом теле, изнутри, и та расцветает клевером, оживает роем пчёл. сердце сокращается, перекачивая нектар и мёд. свет касается его духа зачарованным сигилом, благодатной эссенцией, кажется, ещё в утробе, заклеймив прекрасной печатью сгусток фантомной энергии, зовущийся духом, а, может, только в тринадцать, когда он молится ей впервые. было ли с ним с начал это очаровательное волшебное тепло или нет, но оно остаётся. чарли слишком быстро теряет веру в человечество, но обретает беру в богов, и это дарит его чудесам некоторую отстранённую жестокость. он соткан из колдовства, а оно требует оплаты — чарли усваивает простые истины, принимая их за исходную данность, с которой нужно работать, и, конечно, обязательно забирает своё, впитывает, как влагу из воздуха — раскидистый папоротник, чтобы кормить свои чары.
[indent] чарли не подпускает людей ближе, не из страха, но из молчания собственной души. те уже не кажутся такими сложными, но он всё ещё глух. доверие — самое дорогое волшебство в его глазах, и чарли с недоуменной улыбкой встречает любого, кто хочет оказаться рядом, но между ними остаётся невидимый барьер, световые года расстояний, холодные, как стекло. для него не бывает друзей или близких, помимо брата. чужие образы безлики. повседневнность медленно проедает в нём какую-то немую червоточину, расползающуюся по краям — слишком много боли, чтобы открывшись разрушать общее заскорузлое онемение внутри себя. взросление приносит с собой слишком много осознаний, и если он принимает жесткий подход бонни к колдовству и обучению, то невыносимость от жизни в доме с матерью и её отравляющим существованием с каждым днём копится всё более, оставшись без детского анальгезируюего недопонимания происходящего. чем больше он отрекается от её тлетворного влияния, тем больше она желает видеть его рядом с собой, не стесняясь душить вкрадчивой, но прочной хваткой.
_вкладывает в чужие ладони свои диковины, июньской жарой и облегчающим её прохладным ветром, пожинает улыбки, пожинает страдания. лица людей размыты акварельным пятном, он не может вспомнить тех, чьи порезы врачует, чью боль заговаривает, не может вспомнить, кому подарил удачу, но знает — залечи одну гематому, появится другая, и та будет для него
_ чудесам свойственно одиночество
[indent] _он остаётся способным на рассеянное, случайное добро, приятагетльное в своём обманчивом, беззвучном обещание наивной безопасности. люди тянутся к его свету, как мотыльки — их неподдельное желание согреться, обыкновенно, оборачивается большим холодом, но силы открытых в разрезе чувства достаточны, чтобы подарить колдовство заблудшему псу бесценком подув на мгновенно зажившую боевую рану. чарли прикладывает палец к губам, когда кто-то вновь без слов просит его о маленьком чуде. это будет наш секрет. он светит, как солнце, он разговаривает, как пастырь, и в его словах достаточно доброты, чтобы вымыть боль песком забитую в старых ранах, и его объятий достаточно, чтобы поверить в то, что однажды всё будет хорошо. чарли приручает людей незаметно для самого себя, но всё, что он готов дать — это пустой фокус, это временная анестезия. чарли как праздник, что обязательно закончится, как лето, которое пройдёт, как букет, который завянет, как облака, которые расстаят и грибной дождь, переливающееся сияние которого поглотит земля. он мимолетная яркая радость, он временное счастье. через пару часов знакомства кажется, будто знаешь его всю жизнь и пойдёшь с ним куда угодно, чувствуя, что этой руке, мягко сжимающей собственную, можно верить. но если держишь, обязательно отпустишь. чарли исчезает так же легко, как появляется.
[indent] когда йохан оставляет его, уезжая в бостон, и настроенная схема их привычного выживания рушится карточным домиком, чарли остаётся совсем один, с выбитой из-под ног опорой и знакомым, стылым привкусом разочарования на корне языка. горло стягивает удушающим спазмом. его безостановочно тошнит от собственной жизни — ковена, родителей, тренировок, льда, всепоглощаюего, отчаянного одиночества и даже от колдовства — тошнит, словно неожиданно подкравшаяся пустота наконец-то вскрыла гноящуюся рану. привычка удерживать статус кво, неделю за неделей убеждая себя в том, что дальше будет лучше, оставила его обессиленно наблюдать за тем, как знакомое и привычное незримо катится в бездну, одновременно с этим оставаясь на своём месте. привыкший к защите йохана, его вечно обнадеживающему присутствию, один на один с проблемами, чарли оказывается совершенно неподготовленным. он всегда был мягче, чем брат, и, конечно, слабее. в какой-то момент, устав избавляться от следов материнского внимания, так требовательно взывающего к его — на собственный лад, чарли возвращается домой всё реже и реже, с удивлением осознавая для себя, что, на самом деле, ему некуда больше идти. город крошечный, словно кукольный домик, но чарли совсем никого не знает по-настоящему, а потому просто наворачивает часовые круги по ночным улицам, умытым фонарным светом, перед школой, где можно украдкой отоспаться на уроках перед очередным плутанием по кровотоку опустевших дорог. в голове у него пусто, словно в морозильной камере морга — всё содержимое слишком мертво, чтобы подать хоть единый признак жизни. чарли сам не замечает, как рядом с ним оказывается брук. она — такое же размытое акварельное пятно, как и все остальные люди, и у него не то, чтобы есть необходимость в её присутствие, просто он теряет бдительность, превращаясь в дизориентированную плюшевую игрушку, которую можно таскать за лапку следом за собой, потому не противится её близости, вот только никак не может запомнить, как выглядят хотя бы глаза... не то что уж все черты — разбитые осколками зеркала по скляре глаза. мир теряет чёткость в бесконечном беспамятном вращение. чарли мало что помнит из тех бесконечных дней-ловушек — прохлада ночного воздуха, привкус соли. запах волос брук — едва сладкий, но больше горчащий львиным зевом, влажной шерстью, немного кислящий брусникой. ещё — собственная глухая и непереносимая боль. облегчение, когда йохан вернулся, смеженное со жгучей, невыносимой обидой. гримуар, переданный её дрожащими руками. а затем — лес, погоня, стюарты, снова боль. это всё. других воспоминаний не осталось. в больнице писк приборов ввинчивается в мысли, будто штопор, кроша черепную коробку в костную пыль, и это разъедает сознание едкой кислотой в промежутках между ледяными потоками анестезии, усмиряющими волны жара внутри головы, с которыми из плоти мозга словно вылупляется живое, трепеущее сердце. чарли закрывает глаза. затем снова открывает. это тянется так долго, что, кажется, могла бы пройти целая жизнь в этом промежутке меж разомкнутых и смежённых век.
[indent] на вдохе он встречает нолана. тот, кажется, его спас. чарли благодарен, насколько может, впервые ловя себя на ощущение что другой человек не кажется... всего лишь частью декораций? он смотрит в глаза незнакомому мальчишке — спокойные и тёплые, но живые, будто у щенка, и видит в них что-то особенное, непреодолимо подкупающее. [float=right]
[/float]возможно, на тот момент он просто устал или уже не мог сопротивляться людям, а может быть, дело в том, что чудо сделали _для него. чарли улыбается нолану — своему почти первому другу, с лёгкой болезненностью в трещащих висках. его забирают из больницы через пару-тройку месяцев, а вернуться к нормальной жизни удаётся только через дополнительных полгода. появление нолана глушит голодное чувство одиночества, сворачивающееся колючим ежом в солнечном сплетение, когда брата нет рядом. чарли узнает о себе, что почти не умеет дружить, но он старательно учится, как учился многим другим вещам. это странно, но вроде бы, хорошо — так он думает, потому что нолан даёт ему, кажется, одно волшебство вслед за другим, хоть о магии не знает почти ничего. он показывает чарли место на пляже, которое становится их укрытием от семейных передряг, а затем приводит в приют. чарли уже бывал там, в детстве, но воспоминания об этом времени кажутся едва уловимыми — травма необратимо уничтожает что-то важное внутри него, но и болезненное — тоже. прореживает память, будто гребнем, и некоторые моменты жизни становятся слишком смутными, почти недоступными. как и этот самый приют. с ним чарли получает что-то наподобие _настоящего дома, где в окружение животных, с которыми ему всё ещё гораздо спокойнее и счастливее, нежели с людьми, чувствуется покой, и именно здесь чарли ощущает себя на нужном месте, что дарит какое-то особое, лечебное умиротворение, словно бы старый разлом в нём, наконец-то начал зарастать и заполняться. глядя в глаза своему другу, чарли чувствует... нет, знает — для нолана все его чудеса будут только счастливыми. он заберёт боль, и другой не последует, не важно, что для этого потребуется.
akira yamaoko - witchcraft; mammals - derpaved; away - parasite; электрофорез - эй, огонь, иди за мной!; аигел - чудовище; радость моя - русская смерть; плачь емля - хвоя: theodor bastard - darkness; vasily kalashnikov - song to bodho; tamar kali - emissary; arkasiusz reikowski - you are not in control; ❌4ri₦rd❌ - dove; iamx - dance with me; the cinematic orchestra - dawn; olafur arnalds - so close; плачь емля - порча разрушения;
[indent] _ ты же понимаешь, что за это придётся заплатить? — чарли устало глядит на горящий дом, разворачивает ладони вниз, и греющее их, эфемерное пламя потухает. это не угроза, не меркантильный умысел. ему всё равно даже на потерянные жизни — смерть приходит, когда должно, но он говорит о равновесии.
[indent] _ а какая плата нужна тебе? — кай легко проникает в суть его вопроса, но снова выходит в дамки. чарли привыкает к этому итогу достаточно быстро, потому даже не удивляется, только смотрит, спрашивая себя — а готов ли он уравновесить зло, привнеся уподобленное в жизнь шульца? и, действительно, чего он сам хочет? нужно ли ему хоть что-то?
[indent] шульц возникает в его жизни как оглушающая вспышка, дремавшая на периферии сознания — чарли с любопытством рассматривает его, вернувшегося в город, ещё не догадываясь, сколькое их свяжет, но кай — галимый тротил, что взрывается одним прекрасным днём, превращая барабанные перепонки и содержимое головы в фарш, сопровождаемый потрясающим, по своей величине, в камерном пространстве чарлиной жизни, ядерным грибом. у него многослойный взгляд — его можно, кажется, делить бесконечно. первый слой — ребяческая бравада, искристая, как конфеты-шипучки, как огни каруселей, обжигающий, как перебродившее вишнёвое вино. [float=right]
[/float]второй — шутливая безразличность, с металлическим привкусом, оседающим на обманчивых вкусовых рецепторах. там — играючая жестокость, которая, однако, кажется столь естественной, что ни капли не отталкивает. третий — бездонные чернеющие заводи усталости, мутной умудрённости, у него, кажется, нет границ, только аспидные воды и бесконечные стебли осоки, это всё — бесконечное познание, но тут натыкаешься на дно. чарли рассекает всего три, когда понимает, что предложение доехать до дома — ещё один обман, и вцепляется в дверную ручку, планируя покинуть машину на скорости сто километров в час, выныривая из глубин чужих глаз. не успевает, правда — замки блокируются раньше, и шульц смотрит на него, как на больного (ты чего, выброситься решил?! — ну а что мне ещё делать, если вы меня не выпускаете?). поначалу, кай, кажется, вертит чарли, так и эдак, пытаясь понять его свойства и функции, стряхнуть лишнюю, назойливую шелуху из убеждений и идеалов, стараясь проникнуть в самую суть, до костного мозга. чарли не сопротивляется — ему не за что держаться и нечего скрывать, но играть с ним тоже самое, что глядеть в бездну. он всё ещё — бесконечное колдовство от сердцевины до кончиком пальцев, а от колдовства невозможно уйти так просто, кем ни будь.[indent] кай творит зло — но это не ново, его творят все, в той или иной степени. ему нужна магия, и это тоже понятно. чарли ведёт счётчик того, что шульцу придётся взять на себя по окончание, чтобы установить равновесие, вот только сбивается со счета, а может быть, в какой-то момент теряет желание его вести. а потом кай говорит, что они — теперь семья, и на этом моменте чарли непонимающе хмурит брови, пытаясь разглядеть лицо шульца на фоне следующего за ними, пестрящего апельсиновыми лучами, солнца. слова бьют по ушам, будто фальшивая нота. объективно говоря, чарли не знает, что такое быть семьёй, но со странной надеждой позволяет себе допустить переосмысление всех набранных за годы, уродливыми памятками, ассоциаций. просто кай слишком просто его подкупает. чего стоит восьмисотлетнему созданию приручить одного несчастного, потерянного мальчишку? немного поддержки и принятия, гордости и ласки, чтобы оставить того неловко дезориентированными с назревающей преданностью на сердце. кай вкладывает заботу в его ладони бесценными подарками, и чарли не находит в себе таких идеалов, что не был бы готов продать за эти драгоценности, или тех вещей, что не смог бы простить, за предложенное ему, а не им тепло. но он и сам умеет дарить. чарли делает с шульцем тоже самое, что и с множеством людей до этого. тоже, что кай делает с ним — предлагает то, чего не хватает больше всего. колдовство ли с чутким вниманием к познанию, или ласкового ребёнка, что примет отеческое попечение, но всё же, останется достаточно независимым, или может то самое тепло, реющее вуалью, успокаивающее больные мысли, привносящее благодатное спокойствие — неизвестно, чем, но чарли удаётся задеть шульца достаточно глубоко, чтобы остаться.
— знаешь, наверное, мне ничего не нужно. можешь просто взять меня с собой
в следующий раздополнительно
| персонажная доска на пинтересте со шмотками и эстетикой |. шутливый, вечно немного заспанный и мечтательный, периодически приходящий в оживление, если находит что-то увлекательное для себя. малознакомым окружающим всегда предстаёт очень дружелюбным, вежливым и обаятельным, при более близком знакомстве раскрывается как рассеянный, очень ласковый, и немного наивный (выглядит таким, потому что некоторые социальные штуки ему непонятны. периодически не улавливает сарказм или даже очевидную ложь, не понимает некоторые действия людей логически, хоть и может ощущать их эмоциональный смысл, воспринимает вещи слишком буквально. малознакомым людям не кажется наивным, потому что очень хорошо своё недопонимание маскирует, затрачивая на это немало энергии, в близком общение такой необходимости нет). тактилен (абсолютный кинестетик) со всеми — прикосновение основной способ коммуницировать. во многих поступках руководствуется любопытством и жаждой исследования. не очень хорошо слышит свои потребности, может голодать и не замечать, не спать, а потом засыпать где угодно, тратить слишком много магической энергии, потому что не чувствует, когда хватит, но очень старается держать ситуацию под контролем;
. безмятежно фаталистичен в отношение большинства пиздеца, происходящего вокруг него. в целом, вообще довольно безмятежен и легко переваривает пугающие и жестокие вещи, если они не затрагивают его лично. обычно триггером является физическое воздействие, применённое именно к нему - пока этого не случилось, всё в полном порядке, можно наблюдать расчленёнку и завтракать наслаждаясь рассветом;
. либо кристаллически похуй, либо упирается до последнего. либо вообще не замечает ничего вокруг себя, либо проявляет удивительную проницательность. всё это — с элементом неожиданности, потому что предсказать чарлину реакцию довольно затруднительно. в целом бывает довольно непредсказуем в своей молчаливой импульсивности, потому что в момент чрезвычайного фокуса на цели люди превращаются в фон или фонящие объекты, с которыми не обязательно считаться, а собственные планы и стратегии — в оплоты гениальности. с завидной уверенностью выкидывает неожиданные рискованные финты, будто бессмертен, от того бывает посредственным командным игроком. старается стопорится, но получается не всегда. риска и опасности не существует, как и инстинктов самосохранения, пока на самом деле не прилетело;
. всегда честен. врать не умеет, врать не любит (но может умалчивать или темнить, что не считает обманом, однако если подобное происходит, то сразу бросается в глаза). делится своими чувствами, мыслями, ощущениями и размышлениями очень открыто и искренне, иногда даже выше ожидаемого, чтобы избежать недопониманий, давая подробные ответы на заданные вопросы. обладает не яркой, но достаточно выразительной мимикой, с которой очень легко считать настроение и состояние;
. с 12 до 16 лет занимался фигурным катанием, после травмы головы не смог продолжать занятия спортом, но не слишком-то и хотел. однако, до сих пор любит кататься на коньках и делает это с удовольствием, особенно на тонком льду, потому что nothing ventured, nothing gained. отлично плавает и быстро бегает, но абсолютно неспособен к самозащите и фатально ужасен в обращении с любым оружием. в случае чрезвычайной ситуации обычно защищается магическим ментальным воздействием, но на крайний случай использует метательное оружие, заговоренное на попадание в цель (там особо стараться не надо);
. действительно интересуется магией и ловит на ней невозможные фиксации. имеет доступ к знаниям ковена и всему шульцову колдовскому добру. постоянно пытается перерабатывать чары на свой лад, выдумывать и совмещать в поисках нового, тщательно ведёт личный гримуар. имеет очень активное биополе, располагающее и успокаивающее как людей, так и животных, не чурается усиливать его дополнительными чарами буквально до возможности погладить дикую пуму, потому что она тебя не боится. учитывая собственную увлечённость, на одном только припизднутом энтузиазме ищет артефакты с ловкостью белки, выискивающей орехи. викканин, довольно преданный, но свойски интерпретирующий имеющиеся правила. хорош в заклятьях, средний зельевар, отвратительный сновидец и предсказатель;
. имеет синдром дефицита внимания (сдв)* невнимательного типа, симптоматика: задумчивость, рассеянность, забывчивость, сложности в концентрации на повседневных задачах и их завершении, и, напротив, гиперфокус без возможности остановиться. исполнительная дисфункция*, нарушение объектного постоянства*, высокая сенсорная* и эмоциональная чувствительность, гиперэмпатия, в связи с чем — периодические шатдауны*, перегрузки* или отстранённость от других людей в качестве защиты от их эмоционального опыта. влияние синдрома заметно в общение, когда чарли пропускает мимо ушей и переспрашивает заново слова собеседника или анализирует их смысл с задержкой, излишней молчаливости и заторможенности, а иногда напротив — когда он излишне активен, разговорчив, не чувствует, когда пришла его очередь говорить и перебивает, не может усидеть не месте. это довольно сложно заметить при отдалённом общение из-за маскинга*, но при близком очень даже ощущается. может быть принято за особенности характера. медикаменты подавляют симптомы до приемлемого уровня, но без них — очень ярко выражены. так же чарли может быть в спектре рас*, но тут я не определился окончательно, потому что некоторые из симптомов рас чарли свойственны, а некоторые совсем нет, поэтому можно считать, что вписано карандашом. всё это достаточно важно, потому что по большей части определяет и определяло раньше поведение, решения и коммуникации чарли;
. владелец четырёх собак, трёх кошек, попугая-какаду и кролика. с собаками проводит очень много времени, практически неразлучен с руфусом и часто - с юпитером. животных любит безмерно, и, из живых существ, помимо близких, они единственные не подчиняются его фаталистическим взглядам на жизнь. за случайную собачку будет биться на смерть, когда мимо человека пройдёт и глазом не моргнёт;
связь
@evan_larose
